Дантов клуб. Полная версия: Архив «Дантова клуба»
Шрифт:
– Стало быть, он не страдал все это время? – надтреснутым голосом умоляюще вопросила миссис Хили.
Куртц твердо качнул головой. Прежде чем отпустить её из «Обширных дубов», Эдна позвала Нелл Ранни и запретила ей когда-либо вообще повторять самую ужасную часть своего рассказа.
– Но, миссис Хили, я ж знаю, я… – лепетала горничная, тряся головой.
– Нелл Ранни! Усвойте мои слова!
Затем, точно в награду Куртцу, вдова согласилась утаить обстоятельства смерти ее мужа.
– Но вы должны, – воскликнула она, хватаясь за рукав его плаща. – Вы должны поклясться, что найдете убийцу.
Куртц кивнул:
– Миссис Хили, наш департамент
– Нет. – Бесцветная рука крепко цеплялась за пальто, и Куртц подумал, что даже когда он уйдет из этого дома, она будет держать его столь же непоколебимо. – Нет, шеф Куртц. Не приложить усилия. Найти. Поклянитесь.
У него не было выбора.
– Клянусь, миссис Хили. – Он не собирался более ничего говорить, но распиравшие грудь сомнения все же вынудили язык произнести слова. – Так либо иначе.
Дж. Т. Филдс, издатель поэтов, еле втиснувшись в приоконное кресло своего кабинета на Новом Углу, вникал в отрывки, отобранные Лонгфелло для нынешнего вечера, когда младший клерк доложил о визитере. Из холла тотчас возникла тощая, заточенная в жесткий сюртук фигура Огастеса Маннинга. Гость вошел с таким видом, точно представления не имел, как его угораздило очутиться на втором этаже этого заново отстроенного особняка на Тремонт-стрит, где теперь размещалась «Тикнор, Филдс и Компания».
– Превосходно обосновались, мистер Филдс, превосходно. Хоть вы все едино останетесь для меня тем младшим партнером, что проповедовал перед скромной писательской паствой на Старом Углу за этой вашей зеленой шторой.
Филдс, ныне старший партнер и самый преуспевающий издатель в Америке, лишь усмехнулся и перебравшись за письменный стол, поспешно дотянулся ногой до третьей из четырех педалей – А, В, С и D, – расположенных в ряд под креслом. В дальнем кабинете, напугав посыльного, легонько звякнул отмеченный литерой «С» колокольчик. «С» означало, что издателя необходимо прервать через двадцать пять минут, «В» – через десять и «А» – через пять. Издательский дом «Тикнор и Филдс» состоял эксклюзивным публикатором официальных текстов, брошюр, ученых записок Гарвардского университета, а также трудов по его истории. Потому доктор Огастес Маннинг, к чьим пальцам сходились нити от всех университетских кошельков, был наделен в тот день самым щедрым «С».
Маннинг снял шляпу и провел рукой по голой ложбине меж двух пенистых власяных волн, ниспадавших по обеим сторонам его головы.
– Будучи казначеем Гарвардской Корпорации [2] , – начал он, – я принужден уведомить вас о возможных затруднениях, привлекших наше внимание не далее как сегодня, мистер Филдс. Вы, безусловно, понимаете, что, ежели издательский дом связан обязательствами с Гарвардским Университетом, от него требуется, по меньшей мере, безупречная репутация.
2
Исполнительный управляющий орган Гарвардского Университета.
– Доктор Маннинг, я смею полагать, что во всей Америке не найдется издательского дома с репутацией столь же безупречной, чем наша.
Сплетя вместе кривые пальцы и сложив их башенкой, Маннинг испустил длинный царапающий вздох – а возможно, кашель, Филдс не сказал бы точно.
– Нам стало известно, что вы планируете к изданию новый
Взгляд Филдса стал настолько холоден, что сложенные башенкой кисти Маннинга расползлись в стороны. Издатель надавил каблуком на четвертую педаль, самую срочную, не терпящую отлагательств.
– Вам, очевидно, известно, мой дорогой доктор Маннинг, как ценит общество труды моих поэтов. Лонгфелло. Лоуэлл. Холмс. – Триумвират имен укрепил его решимость.
– Мистер Филдс, во имя блага общества мы и ведем сейчас нашу беседу. Ваши авторы держатся за фалды вашего сюртука. Дайте же им здравый совет. Не упоминайте нашу встречу, ежели вам угодно, а я со своей стороны также сохраню конфиденциальность. Мне известно, сколь сильно вы печетесь о процветании вашего издательского дома, и я не сомневаюсь, что вы примете в расчет все последствия вашей публикации.
– Благодарю за откровенность, доктор Маннинг. – Филдс выдохнул в широкую лопату бороды, изо всех сил пытаясь держаться своей знаменитой дипломатии. – Я со всей серьезностью рассмотрел последствия и готов к ним. Когда бы вы ни пожелали получить назад незавершенные университетские публикации, я тотчас же с радостью и безо всякой платы передам вам во владение печатные формы. Но вы осознаете, надеюсь, что крайне меня обидите, ежели выскажетесь пренебрежительно на публике о моих авторах. Да, мистер Осгуд.
В двери проскользнул Дж. R. Осгуд, старший клерк издательства, и Филдс распорядился показать доктору Маннингу новое помещение.
– Излишне. – Слово просочилось из жесткой патрицианской бороды гостя, незыблемой, как само столетие, и доктор Маннинг поднялся. – Я полагаю, вам предстоит провести не один день в столь приятном для вас месте, мистер Филдс, – сказал он, бросив холодный взгляд на сверкающие чернотой панели орехового дерева. – Однако помните: настанет время, и даже вам будет не под силу оградить ваших авторов от их же амбиций. – Он подчеркнуто вежливо поклонился и направился к лестнице.
– Осгуд, – приказал Филдс, захлопывая дверь. – Необходимо разместить в «Нью-Йорк Трибьюн» заметку о переводе.
– Так, значит, мистер Лонгфелло его уже завершил? – просиял Осгуд.
Филдс поджал свои полные капризные губы:
– Известно ли вам, мистер Осгуд, что Наполеон застрелил некоего книгоношу за чрезмерную напористость?
Осгуд задумался.
– Я никогда о подобном не слыхал, мистер Филдс.
– Счастливое достижение демократии заключено в том, что мы вольны бахвалиться нашими книгами столько, сколько можем себе позволить, и не опасаться при том за собственную шею. Когда дело дойдет до переплета, всякое семейство всякой респектабельности должно лечь спать оповещенным. – По тому, как он это произнес, можно было решить, что все, находившиеся в миле от Нового Угла, принуждены поверить, что так оно и будет. – Мистеру Грили, Нью-Йорк, для немедленного включения в полосу «Литературный Бостон». – Он молотил пальцами воздух, давя на него, точно музыкант на клавиши воображаемого фортепьяно. При письме запястье Филдса сводило судорогой, а потому Осгуд служил замещающей рукой для всякой издательской бумаги, не исключая поэтических озарений. Текст сложился у Филдса в голове в почти готовую форму.