Дар Гумбольдта
Шрифт:
— Думаю, Рената не одобряет твоей мистики.
— Рената не суется не в свое дело. Я не мистик. Да и вообще, почему слово «мистика» воспринимается как ругательство? Она означает почти то же самое, что и «религия», а это слово люди до сих пор произносят с уважением. Что утверждает религия? Она утверждает, что у людей есть не только тело и мозги, но и возможность обрести знание без помощи органов чувств. Я всегда в это верил. Пожалуй, причина всех моих мучений в том, что я игнорирую собственные метафизические предчувствия. Я учился в колледже и знаю, как положено отвечать образованному человеку.
— Все-таки, ты, Чарли, ты родился чокнутым. Когда ты сказал, что собираешься написать то эссе о скуке, я подумала: «Во дает!». Но без меня ты деградируешь еще быстрее. Иногда мне кажется, что тебя запросто можно признать невменяемым и отправить на принудительное лечение. Почему бы тебе снова не взяться за книгу о Вашингтоне шестидесятых? То, что ты публиковал в журналах, — просто прелесть. А ведь мне ты рассказывал гораздо больше, чем попало в статьи. Если потерял записи, я напомню. Я все еще могу помочь тебе исправиться.
— Ты думаешь?
— Я понимаю, какие ошибки мы оба совершили. Но то, как ты живешь, просто абсурд — все эти девки, спортивные клубы, поездки, а теперь еще и антропософия. Дурнвальд беспокоится о тебе, а он твой друг. И твой брат Джулиус тоже, я знаю. Послушай, Чарли, почему бы нам снова не пожениться? Для начала покончили бы с тяжбой. Нам следует воссоединиться.
— Ты это серьезно?
— Девочки просто мечтают об этом. Подумай. В сущности, ты живешь не слишком счастливо. Теряешь форму. А я бы рискнула.
Она встала и раскрыла сумочку:
— Тут несколько писем — пришли на старый адрес.
Я взглянул на штампы.
— Так ведь они же пришли несколько месяцев назад! Могла бы и раньше отдать.
— Какая разница? У тебя и так полно корреспонденции. И по большей части ты на нее не отвечаешь, да и вообще, какая тебе от нее польза?
— Вот это ты открывала, а потом снова запечатала. Оно от вдовы Гумбольдта.
— Ты имеешь в виду Кэтлин? Но они же развелись еще задолго до его смерти. Ладно, вот твои юридические гении.
В зал вошли Томчек и Сроул, а с другой стороны появился Каннибал Пинскер в ярко-желтом кричащем двубортном костюме и в двуцветных, желто-коричневых туфлях. Широкий желтый галстук распластался на рубашке, как омлет с сыром. Густые с проседью волосы взъерошены. Он ступал гордо, словно состарившийся боксер-профессионал. Интересно, кем он мог быть в прошлом воплощении? Да и все остальные тоже?..
* * *
В конечном итоге, переговоры мы вели не с Дениз и Пинскером, а с одним судьей. Вместе с Томчеком и Сроулом я вошел в кабинет. Лицо у полного и лысого судьи Урбановича, хорвата или, возможно, серба, было невыразительным и хмурым. Но принял он нас очень радушно и утонченно. Предложил кофе. Но я решил, что это радушие линчевателя, и отказался:
— Нет, спасибо.
— Уже прошло пять судебных заседаний, — начал Урбанович, — эта тяжба наносит ущерб обеим сторонам — но не их адвокатам, конечно. Необходимость давать показания болезненно отражается на таком чувствительном творческом человеке, как мистер Ситрин…
Судья явно хотел, чтобы я оценил его иронию. Чувствительность
— А отвечать на вопросы мистера Пинскера занятие малоприятное, — продолжал судья Урбанович. — Он принадлежит к школе, не признающей компромиссов. Ему не удается правильно назвать ваши сочинения, французские и итальянские имена и даже английские названия компаний, с которыми вы работаете. Кроме того, вам не нравится его портной, его вкус, его рубашки и галстуки…
Одним словом, как ни скверно натравливать на меня этого мерзкого и грубого идиота Пинскера, но если я не соглашусь сотрудничать, судья спустит его с привязи.
— Мы не раз и не два обсуждали дело с миссис Ситрин, — вставил Томчек.
— Значит, ваши предложения недостаточно хороши.
— Ваша честь, миссис Ситрин получила крупные суммы денег, — сказал я.
— Что бы мы ей ни предлагали, она всегда увеличивает свои притязания. Если я уступлю, вы сможете гарантировать, что меня не вызовут в суд в следующем году?
— Нет, но могу попытаться. Я могу вывести решение как res judicata 1. Ваша проблема, мистер Ситрин, — документально подтвержденная способность зарабатывать большие деньги.
— Но не в последнее время.
— Только потому, что тяжба выбила вас из колеи. Закрыв дело, я освобожу вас, и вы без помех займетесь своими делами. Еще и спасибо мне скажете…
— Судья, я человек старомодный, скорее, даже устаревший. Я не обучен методам массового производства.
— Не стоит так переживать, мистер Ситрин. Мы в вас верим. Мы читали ваши статьи в «Лайф» [275] и «Лук» [276] .
— Но «Лайф» и «Лук» прогорают. Они тоже устарели.
275
«Лайф» — иллюстрированный журнал, основан в 1936 г., в 1972-1978, т.е. в годы, когда происходит действие романа, не выходил из-за финансовых трудностей.
276
«Лук» — иллюстрированный журнал, основан в 1937 г., в 1971-1979, т.е. в годы, когда происходит действие романа, не выходил из-за финансовых трудностей.
— У нас есть ваши налоговые декларации. Они свидетельствуют о несколько ином положении дел.
— Пока что, — напомнил Форрест Томчек. — Если давать надежный прогноз, где гарантия, что мой клиент сохранит такую производительность?
Урбанович пожал плечами:
— Трудно представить, что доходы мистера Ситрина при любых обстоятельствах упадут ниже уровня, облагаемого пятидесятипроцентной налоговой ставкой. А значит, если он ежегодно будет выплачивать миссис Ситрин тридцать тысяч долларов, реально это обойдется ему в пятнадцать тысяч. До совершеннолетия младшей дочери.