Дар ледяного огня
Шрифт:
Когда настала моя очередь, я стушевалась. Подойти и погладить, когда все смотрят на тебя? Страшно. Вдруг он не захочет исполнять мое желание, на глазах у всех развернется и уйдет? Что тогда делать? Я же опозорюсь, а все начнут спрашивать, что я загадала. Ох, как страшно.
Все эти мысли крутились в моей голове, пока я подходила к нему. Шерсть оказалась такой нежной и мягкой, удивительно. От него исходили волны тепла и спокойствия, которые передались и мне. Так бы и гладила, приговаривая про себя: «только не уходи».
Долго не могла сформулировать желание. Сначала хотела попросить сделать нас с Эдвардом
Как только на поляне не осталось ни одного желающего загадать желание, он, словно знал это, развернулся и величественной неспешной походкой направился в лес. На душе стало так грустно, не хотелось его от себя отпускать. Но задерживать единорога мы права не имели. Долго еще мы любовались им: уходил он другой дорогой, позволяя нам проводить его глазами. Все это время мы любовались им, пока он не исчез в глубине леса.
Все вокруг словно отмерло. Стали слышны звуки природы, треск догоравших костров. Народ дружно отправился отдохнуть, хоть до рассвета и осталось не больше часа. Затем нужно будет свернуть лагерь и вернуться в академию. Сегодня вечером состоится осенняя серия «Опасных игр», на которую я обязательно хочу попасть. Последняя мысль, перед тем как заснуть была: «Интересно, что загадал Эдвард?» А вторая: «Спасибо ему за этот день, это было чудесно».
Эдвард.
Для меня все это не ново: не первый раз Ирбис приглашал на ритуальное таинство. Но это, по сути, первый раз, когда я точно знал, что хочу попросить у единорога: счастья для своей девочки. Пусть проживет так счастливо, как даже мечтать не смеет, и если дарована мне будет честь любить и заботиться о ней, с я гордостью пронесу ее через всю жизнь.
– Спать не идешь? – Ко мне приблизился Ирбис.
– Постою еще немного.
– Хорошая девушка, она сможет сделать тебя счастливой. – Ничего не ответил: это я знал и сам. – Но только если ты позволишь себе быть любимым. Перестанешь винить себя за чужие грехи. Родных не выбирают, Эдвард, не неси чужой груз. Пусть расплатятся те, кто совершил преступления. Забери малышку в свой дом и строй уже свою жизнь.
– Я об этом думаю каждый день, поверь.
– Ты не думай, а действуй! – Своим рыком он сейчас весь лагерь перебудит.
– Даю слово.
Хлопнув его по плечу, я отправился в палатку.
Начало светать. Уставший народ крепко спал, даже охрана дремлет по периметру. С моей боевой выучкой меня не услышит и сова – так тихо крадусь к нужной мне палатке. Это не последнее утро, что я могу провести рядом с ней, но до следующего придется еще немного подождать. А сейчас я могу беспрепятственно ею любоваться. Все это время я ждал, когда весь лагерь уснет. Ноги сами меня несли в нужном направлении.
Смотрю на нее спящую. Она прекрасна. Чистая, нетронутая – рядом с ней я и успокаиваюсь, и сгораю от страсти. Еще только раз коснусь ее губ – и уйду. Когда смогу в следующий раз почувствовать на губах ее дыхание, не представляю. Обещание надо уметь держать. Я за три года точно свихнусь без секса, а с другой женщиной он мне и даром не нужен. Хочу только эту девушку.
Словно голодный зверь, склоняюсь над ней, вдыхая самый сладкий аромат на свете, ловлю ее дыхание. Моя ладонь бережно касается ее щеки. Провожу подушечками пальцев по атласной коже. Как же хочется слышать ее стоны, срывающиеся с губ в момент страсти. Нежно, едва уловимо касаюсь ее губ своими.
О каком контроле может идти речь? Он давно потерян. Одна мысль о том, что мне три года нельзя к ней прикасаться, уносит остатки благоразумия. Познать ее всю не мечта, а наваждение. Но если переступлю черту, никто меня не удержит от нее на расстоянии. Мои клятвы и обещания не будут стоить и кучи навоза. «Успокоиться, не сорваться», – мысленно отдаю себе приказы, а сам сильнее смыкаю губы на ее устах, языком ласкаю их контур. Но этого так мало, чтобы насытиться или хотя бы утолить примитивный голод – он разгорается только сильнее. Внутри меня рычит зверь, он чувствует свою самку и желает получить ее.
Глубокий вдох девушки, смотрю в ее глаза – проснулась. «Сейчас закричит», – секундное опасение, но тут же понимаю, что все равно никто не услышит. Полог тишины наложен на палатку. Я не отстраняюсь, не извиняюсь – наоборот, я целую ее так, как мне хочется, как давно мечтаю: сильно, страстно.
Моя. Вся моя.
Руки блуждают по ее телу, словно клеймя каждый участок бархатистой кожи.
Никто не будет тебя так касаться, только я. Убью любого кто посмеет тебя коснуться. Она принадлежит мне!
Мой зверь ликует, а я сгораю от страсти, мне ее поцелуй не сравнить ни с одним в этом мире.
Пью ее стоны как нектар, языки вступают в дуэль. Таяла отвечает так страстно, что я забываю обо всем. Задираю футболку и касаюсь руками ее груди, сжимаю в своих ладонях упругие полушария. Они идеальны. Опускаю взгляд – не могу устоять – эти темные маленькие горошины в ореоле темно-бежевого соска, так и хочется попробовать на вкус. Обвожу языком вершину груди. Громкий стон слетает с ее губ, заставляя мой член болезненно пульсировать. Втягиваю горошину в рот, стараясь, не причинить боли, нежно покусываю и перекатываю между зубами и языком. Ласкаю ее, а распаляю себя так, что меня сейчас от нее вся армия оборотней не оторвет.
Мой язык кружит по ее коже, спускаясь по животу все ниже и ниже. Она прогибается в спине, предоставляя открытый доступ к своему телу. Руками стягиваю пижамные штаны тихонько вниз. Еще немного. Открываю взору ее промежность. Я сейчас взорвусь. Даже дышу, как дикий зверь.
– Выгони меня, Таяла, – задыхаюсь как после бешеной тренировки, слова даются с трудом. Глаза лихорадочно блуждают по ее совершенному телу, пытаясь запомнить каждый миллиметр, каждый миг нашей страсти.
Опускаю руку и накрываю ее холмик. Тут же одергиваю себя – не могу, я так не поступлю. Она вообще понимает, что происходит? Убираю руки подальше от такого желанного тела, меня трясет, как в лихорадке. Это жестоко – так поступать с нами, но слово я свое не нарушу.