Дар любви
Шрифт:
Джесси натянула одеяло на голову. Три дня и три ночи прошло с тех пор, как ее похитили. Три дня. И три ночи. Слезы жгли глаза. Это были худшие дни ее жизни.
Хуже, чем когда ушел из дома отец. Хуже, чем тот день, когда убили ее мать. Хуже, чем тот день, кoгда сбежала Роза.
Она прикрыла глаза, и тут же в ее воображении возник образ Крида — с волосами чернее ночи, глазами, глубокими, как бездонный омут, иногда холодными и непостижимыми, иногда горящими от страсти.
Слезы стекали по ее щекам. Он был мертв. Лучше бы индейцы прикончили и ее. По крайней мере, это положило бы конец всем бедам и тревогам, ей больше не нужно было бы дрожать от страха. А она боялась, смертельно боялась индейца, который ее увез. Его взгляда и всего облика. Страшилась того, что с нею может произойти в дальнейшем. Пока что он ее не трогал. Ей, вроде, следовало бы почувствовать некоторое облегчение, но по какой-то причине именно это пугало. Если он не собирается ее изнасиловать, то как вообще намерен с ней поступить? Мысли о том, что ее будут жестоко мучить, теснились в ее голове днем и преследовали в снах по ночам.
Они добрались до индейской деревни к полудню на четвертый день пути. Проезжая по деревне, Джесси рассматривала вигвамы и не испытывала ничего, кроме чувства мертвящего страха. Она пыталась успокоить себя мыслями о том, что и Крид был наполовину индейцем, но это не помогало.
Проезжая сквозь толпу, Джесси чувствовала на себе взгляды, полные подозрения и ненависти. Какая-то женщина плюнула в ее сторону. Другие резкими гортанными голосами выкрикивали что-то, явно похожее на ругательства. Оказывается, некоторые слова звучат на разных языках почти одинаково.
Ее похититель направил лошадь к большому вигваму и остановился. Соскочив на землю, он снял Джесси с лошади и подтолкнул ко входу в жилище.
Внутри был прохладный полумрак. Джесси огляделась, и ее взгляд остановился на том, что сначала показалось ей кучей меховых шкур. Но, когда куча зашевелилась, Джесси присмотрелась и увидела два глядящих на нее глаза, а потом поняла, что под меховыми одеялами лежит пожилая женщина.
Несколько минут индеец говорил с женщиной, а потом жестами и несколькими английскими словами сообщил Джесси, что ей надлежит ухаживать за этой старухой.
Следующие несколько дней стали для Джесси настоящим кошмаром. Индейские женщины вели себя оскорбительно и насмехались над нею, когда она выходила из вигвама и появлялась у родника или в лесу, когда она собирала сушняк, или когда пыталась сварить что-нибудь в большом железном котле на треноге возле вигвама.
Дни проходили в уходе за вечно недовольной в капризной старухой. Джесси купала ее, готовила пищу, кормила, одевала, выносила на воздух и по нужде.
Парализованная в нижней части тела старуха чаще всего спала, оставляя Джесси достаточно времени, чтобы просто посидеть снаружи, по возможности не обращая внимания на издевательства жителей деревни. Конечно, можно было сидеть и внутри сумрачного вигвама и сокрушаться о своей несчастной судьбе под храп и сопение старухи.
Ночами она спала возле очага, завернувшись в одеяло из шкур бизона, то и дело просыпаясь от страха, что придет ее похититель и станет приставать к ней, хотя пока он не предпринимал никаких попыток. Прошла неделя. За это время Джесси уже поняла, что захвативший ее воин мог сносно объясняться по-английски. Еще она узнала, что его зовут Ча-и-чоуп что старуха была его матерью и что его жена и маленькая дочь погибли в тот день, когда американские солдаты напали на стойбище и изувечили его мать.
На ломаном английском и жестами Ча-и-чоуп объяснил ей, что их отряд наткнулся на них с Кридом, когда совершил рейд мести. Индеец посчитал справедливым, если убьет белого мужчину и заставит белую женщину ухаживать за своей больной матерью, которую звали У-джи-ен-а-хе-ха, поскольку именно белый мужчина сделал ее калекой.
Рассказ Ча-и-чоупа затронул какие-то струну в сердце Джесси и помог ей хоть немного избавить от страхов. Он захватил ее не для того, чтобы oбеcчестить или мучить, а чтобы она ухаживала за его матерью.
Дни шли за днями, и Джесси постепенно привыкла к быту индейского племени. Ранним утром шаман призывал жителей деревни вставать, совершать омовение и выпивать всю воду, которую они могли выпить.
— Полейте себя водой, — призывал он. — Принесите еще воды и выпейте ее. Сделайте свою кровь чистой.
Джесси как-то спросила Ча-и-чоупа об этом ритуале и узнала, что люди племени кроу верили: обильное питье разжижает кровь и сохраняет человеку здоровье. Жидкая кровь не закупоривает сосуды и течет свободно. Поэтому тот, кто не пьет много, и не живет долго.
Она узнала, что, когда в деревне есть мясо, мужчины, которым не надо идти в поход, участвовать в охоте или ритуальных церемониях, чаще всего праздно проводят дни в своих вигвамах. Джесси сделала вывод, что боевые походы и добывание мяса и были главной обязанностью индейцев-мужчин. Иногда ей доводилось видеть воинов занятыми изготовлением острых наконечников для стрел из камня или кости, но древко стрелы и луки изготавливали только опытные умельцы. Маленькие дети делали себе деревянные луки; боевой и охотничий луки изготавливали из рогов, а тетиву — из сухожилий.
И все же мужчины племени кроу казались намного ленивее в сравнении с женщинами, никогда не сидевшими без дела. Целыми днями они шили и латали одежду, сушили и вялили мясо, выделывали шкуры, готовили еду.
Теперь, когда Джесси почти перестала бояться, она вдруг заметила, что Ча-и-чоупс был молодым и интересным мужчиной. Она стала наблюдать и увидела, что он нравился индейским женщинам, а мужчины племени относились к нему с уважением.
Как-то вечером все племя собралось в центре селения. Джесси сидела в тени и наблюдала за танцами мужчин. Когда танец закончился, Ча-и-чоуп встал и начал говорить. Он произнес несколько слов и замолк. Вслед за его словами один из музыкантов ударил в барабан. За Ча-и-чоупом встал другой, потом третий. Позже Джесси спросила у Ча-и-чоупа, что все это значило, и узнала, что каждый мужчина на таких больших собраниях людей племени сообщал о своих свершенных делах. Существовало четыре важнейших поступка, подтверждавших доблесть воина и приносивших ему славу. Первым делом шла военная удача победа над врагом. Вторым был захват оружия — или ружья— в рукопашном бою. Третьим считалась кража лошади в стане врага. Четвертым достижением признавали наличие у воина курительной трубки и способность спланировать рейд или поход. Человек, который добился успеха и мог сообщить соплеменникам о любом из этих поступков, называли «ароа сивайс», что означало «удостоенный чести». Чтобы иметь право стать вождем, человек должен был совершить хотя бы одно такое деяние.
— Ты, наверное, немало совершил, — рассуждала вслух Джесси, — если барабан бил столько раз. Ча-и-чоуп кивнул:
— Я побеждал в бою. Я захватил ружье и лук Я водил в поход воинов. Я совершал набеги на селения врагов, охотился за их лошадями и скальпами. Я много раз был на войне.
Джесси кивнула. Он действительно был воином. И тем не менее относился к ней с известной добротой и даже уважением.
Той же ночью, свернувшись клубочком под одеялом, Джесси сотворила молчаливую молитву, возблагодарив Бога за то, что осталась жива, что с ней сносно обращаются и что воин, захвативший ее, показался eй человеком чести,