Дар мертвеца
Шрифт:
Приземистый и вытянутый паб, трехэтажный в самом высоком месте, принадлежал к числу старых зданий, которые сохранились благодаря тому, что никому не мешали — здесь никому не нужно было разбивать площадь, строить магазин или большой жилой дом.
Ратлидж подумал, что, когда сооружали центральную площадь Данкаррика, скорее всего, пришлось снести целую улицу домов, чтобы расширить пространство. Строители девятнадцатого века думали прежде всего о прогрессе.
И сам паб, и соседние дома, и надворные постройки нельзя было назвать ни живописными, ни уродливыми — они отличались
Приземистый паб словно врос в землю корнями. Выглядел он аккуратно, его белили не далее чем в прошлом году. Дверь, ведущая в бар, пряталась за плетистой розой, которая разрослась за много лет и полностью закрыла крыльцо. Растение, выжившее в таком суровом климате, буйно расцвело, небольшой палисадник тоже был ухоженным и радовал взгляд. В общий зал можно было попасть сбоку, из узкого переулка, через зеленую дверь, выходящую во внутренний дворик. На окнах висели накрахмаленные белые занавески.
Со временем, возможно, «Разбойники» превратятся в низкопробный паб на окраине, но пока пабу каким-то образом удавалось сохранить достоинство. Может быть, все дело в том, что им управляли две женщины?
«Не могу понять, за что местные жители так возненавидели девицу с таким приданым, как паб, — заметил Хэмиш. — Казалось бы, они, наоборот, должны хотеть женить на ней своих сыновей».
Над этим вопросом тоже стоило поразмыслить. И все сводилось к одному: почему жители Данкаррика с такой готовностью объединились против одинокой молодой женщины?
Словно по наитию, Ратлидж заглушил мотор, перешел дорогу и обошел паб с тыла. Он очутился во дворе, напротив конюшни и хозяйственных построек.
Все они оказались во вполне приличном состоянии. Если вспомнить о том, что во время войны дела шли плохо, а после войны ни у кого не было денег на крупный ремонт, хозяйки хорошо справлялись со своими обязанностями.
Он заглянул в конюшню и стал искать встроенный шкаф, за которым инспектор Оливер нашел первые кости. Неожиданно раздался чей-то громкий голос:
— Эй! Вы что тут делаете?
Обернувшись, он увидел в дверях высокого широкоплечего мужчину среднего возраста. Стоял он подбоченившись и смотрел на него с откровенной неприязнью. В тени лицо его казалось темным и уродливым, но оно дышало силой.
Ратлидж, прекрасно понимая, что нарушил чужие владения, миролюбиво ответил:
— Я услыхал, что паб продается.
— Еще неизвестно, продается он или нет, — проворчал здоровяк.
— Понятно. — Ратлидж обернулся, найдя, что он искал, — остатки снесенной до основания перегородки, за которой обнаружился скелет. Глубокий встроенный шкаф перегородили и спрятали за ним захоронение. Поработали на совесть — сто лет назад кто-то взял за труд замаскировать все так, чтобы все выглядело обычно, не вызывало подозрений.
Ратлидж зашагал к здоровяку, который перегораживал ему выход. Он не выносил таких искусственных препятствий, даже в относительно просторной конюшне его сразу охватывала клаустрофобия. Ему стало душно, он начал задыхаться…
— Расскажите о владельце… — Он осекся. После того как он оказался похоронен заживо в воронке от снаряда, заполненной жидкой грязью, а сверху упало тело Хэмиша, Ратлидж не мог оставаться в закрытых помещениях. Поэтому он не ездил в поездах, не спал в маленьких комнатах и не терпел, если ему не давали пройти или спуститься по лестнице. Ему так захотелось глотнуть свежего воздуха, что стало страшно. Лицо покрылось испариной, перехватило горло. Ему показалось, что он сейчас умрет…
— Тогда вам лучше обратиться в полицию, — грубовато ответил незнакомец, но объясняться не стал. Он слегка изменил позу, и она стала намеренно угрожающей, воинственной, как будто он почуял, что Ратлиджу в его присутствии не по себе. Ратлидж невольно напрягся.
— Насколько я понимаю, хозяйка — женщина, — продолжал он, заставляя себя говорить как ни в чем не бывало. — Что она такого натворила, что ею заинтересовалась полиция?
— Вас ее дела не касаются, ясно? — Наконец-то незнакомец вышел из конюшни, и Ратлидж, тяжело дыша, последовал за ним.
«Будь он проклят! — произнес он мысленно, сражаясь с клаустрофобией, и сказал себе: — Не забывай, ради чего ты сюда приехал!»
Но и Хэмиш реагировал на агрессию незнакомца. «Интересно, — сказал он, — этот тип тоже поверил анонимным письмам? А может, он ненавидит обвиняемую?» Покосившись на незнакомца, Ратлидж так ничего толком и не понял. На лице стоявшего перед ним человека не отражалось почти ничего, такого непросто допрашивать.
— У нее есть родственники? Наследники?
— Нету, — решительно и холодно ответил незнакомец, а затем ворчливо добавил: — Я ни о какой ее родне не знаю.
О мальчике он не упомянул. Но ведь ему ничего не достанется в наследство… не так ли?
— Тогда я поеду. — Зашагав к постоялому двору, Ратлидж чувствовал, как взгляд незнакомца прожигает ему спину между лопатками.
Если все местные так же относились к хозяйке «Разбойников», очевидно, она ухитрилась каким-то образом нажить себе здесь врагов.
Что совсем не соответствовало ее портрету, так подробно и ярко нарисованному Маккинстри.
Противоречивая женщина… и она вполне может закончить свои дни на виселице…
Вдруг Ратлидж сообразил: он даже не знает ее полного имени. Правда, ее имя и фамилия не имели особого значения, и все же косвенно это было знаком. Неясно пока, в чем она виновна — в обмане или убийстве, — но, совершив преступление, она словно перестала быть самой собой. Местные жители словно отказывали ей в праве на имя, довершая начатое еще в июне. Ее бойкотировали до тех пор, пока она не утратила связи с окружающим миром и наконец не исчезла.
Что натворила эта женщина? Почему возбудила такие темные страсти?