Дар мертвеца

Тодд Чарльз

«Ты ведь сам хотел умереть», — напомнил Ратлидж, хотя сразу же понял, что его слова — ложь. Никто из них не хотел умирать. Правда, сам он потом напрашивался на смерть, подставлялся под пули или под прицел пулеметов. Все они хотели жить и вернуться домой…

Он доставал все письма по очереди из конвертов и быстро просматривал. Первое было написано рукой Фионы, в нем сообщалось, что умер ее дед. Следующее также было написано для Эласадж Маккаллум, в нем говорилось о гибели братьев Фионы. После этого Фиона сообщила тетке, что поступила на место в Брее. Она подробно описывала семью Дэвисон и то, как отличается

природа в окрестностях Глазго от красот северных гор.

«Здесь я буду счастливее, — написала она. — Здесь не так одиноко, и эти люди очень добры ко мне. Дети просто ангелы…»

Но тон следующего письма был другим.

«Милая тетя, у меня печальная новость. Я потеряла Хэмиша. Он погиб во время наступления на Сомме, как и многие другие. Я только что узнала об этом. По-прежнему не верю. Кажется, если я буду ждать, он войдет в дверь и снова меня обнимет. Вчера ночью я не спала и молилась, чтобы это был всего лишь сон, но утром письмо по-прежнему лежало у моей кровати. Я не могу плакать, я ничего не чувствую, не знаю, что делать. Здешний священник заходит меня утешить, а миссис Дэвисон — сама доброта. Мне так больно, что хочется умереть, но у меня есть все основания для того, чтобы жить. Когда Хэмиш в последний раз приезжал домой, мы с ним втайне обвенчались. И теперь я ношу под сердцем его дитя. Ребенок родится осенью и никогда не будет знать своего отца. Но у меня останется его частичка, которую я буду хранить и любить — живое напоминание о моем покойном муже. Надеюсь, вы порадуетесь за меня… и не будете жалеть о моем одиночестве. Теперь я не одна и больше никогда уже не буду одна…»

Ратлидж осторожно сложил листок и положил в конверт, не дочитав. Он увидел все, что ему было нужно.

Она написала тетке, что ждет ребенка, — но он точно знал, что Хэмиш Маклауд ни разу не ездил в отпуск в тот ужасный год и не мог зачать ребенка. О своей беременности она написала только после смерти Хэмиша.

При обычных обстоятельствах это значило бы, что Хэмиш — не отец ребенка. Что она пыталась приписать ему отцовство. Но обстоятельства были необычными. В ту ночь, когда Фиона лежала без сна и молилась, чтобы новость оказалась страшным сном, она приняла несколько очень важных решений.

И одним из них стало решение сообщить тетке, что ребенок родится осенью.

Бегло перечитав оставшиеся письма, он убедился, что в них не содержится никаких тайн. Молодая женщина подробно описывала свою беременность по мере ее развития. Откуда Фиона Макдоналд знала, как чувствует себя женщина в положении?

Наверное, ей все рассказывала настоящая мать — и Фиона все старательно записывала.

От кого Фиона все узнала? От Мод Кук? Или… может быть, она осторожно расспрашивала миссис Дэвисон о том, как та вынашивала и рожала? Миссис Дэвисон, мать троих детей, наверняка охотно делилась с Фионой как женщина с женщиной, отвечала на вопросы, тронутая ее интересом, явной любовью к ее отпрыскам. Ей приятно было поделиться своими воспоминаниями.

Ратлидж не нашел в письмах Фионы ответов на свои вопросы. Он не понял, почему Фиона так подробно лгала тетке и заставила ее поверить, что она беременна.

Ведь она не была беременна.

Она все продумала. Начала лгать задолго до того, как тетка позвала ее к себе. В последнем письме Ратлидж увидел слова:

«Я

должна дослужить до конца срока, как обещала миссис Дэвисон. И Иен сейчас еще не может путешествовать, это будет трудно для нас обоих. Но к концу месяца мы приедем в Данкаррик. С нетерпением жду встречи с вами!»

Фиона Макдоналд не случайно встретила на дороге роженицу, не воспользовалась случаем, не убила ее и не украла ребенка. Она довольно давно знала, когда ребенок должен появиться на свет. Она позаботилась о том, чтобы о родах узнала и тетка. А это значит, что ребенка ей обещали заранее.

Но кто?

А если возникла необходимость убить мать, чтобы оставить у себя ребенка, кто та женщина, чьи кости нашли на горном склоне?

Что еще более важно с точки зрения леди Мод, какую роль сыграла во всем происходящем Элинор Грей — и принимала ли она участие в происходящем? И где Элинор Грей сейчас?

Никто не мог этого сказать.

Хэмиш высказал вслух то, о чем Ратлидж уже думал, только не хотел говорить: что, возможно, ребенка Фионе дали на время, чтобы она ухаживала за ним, пока его мать не поправится и не потребует его назад. Пока она не сделает то, что собиралась сделать, — например, не выучится на врача?

А Фиона привязалась к мальчику, надеялась, что ей удастся оставить его у себя навсегда. Наверное, она решила, что не вынесет расставания с ним.

Хэмиш с болью в голосе добавил: «Они все твердят одно и то же. Все заранее уверены в том, что она виновна… Если только не окажется, что мать жива, и она не даст показания в ее пользу!»

Глава 15

Ратлидж временно поставил жестяную коробку на место, туда, где нашел ее. Он уже спускался по лестнице, когда в голову ему пришла неожиданная мысль.

Его сестра Франс как-то нашла в небольшой шкатулке кедрового дерева, принадлежавшей их матери, две бережно хранимые крестильные рубашки. Обернутые в папиросную бумагу, белые, мягкие, отороченные кружевами по вороту и подолу… К ним прилагались кружевные чепчики с крошечными складочками, которые завязывались длинными лентами под подбородком. Крошечные вязаные пинетки с голубыми и розовыми лентами. Франс, которая редко плакала, тогда сказала ему сдавленным голосом:

— Она так и не дождалась внуков — ни моих, ни твоих. Должно быть, это очень огорчало ее.

Как будто это было последней несправедливостью по отношению к мертвым…

А в центре каждой рубашки, достающей почти до колен взрослого мужчины, не говоря уже о младенце, был большой овал с переплетенными инициалами, вышитыми белой атласной нитью.

Его крестили в рубашке его деда, которая бережно передавалась из поколения в поколение. Франс перешла крестильная рубашка их бабушки. Фамильная традиция, которая очень много значила для людей, гордящихся своими предками…

Даже если Элинор Грей бросила ребенка после рождения, наверняка она позаботилась о том, чтобы его надлежащим образом крестили — в длинной белой рубашке. Может быть, и не в фамильной, переходившей из поколения в поколение, но тоже во вполне приличной. Если только ее не дали взаймы…

Ратлидж развернулся и быстро зашагал назад. Сама Фиона жила в первой комнате, но за ней имелись еще две. Одна пустая, с аккуратно застеленной постелью, накрытой чистыми простынями, чтобы не запылилась, и вторая — царство маленького мальчика, с ящиком для игрушек, комодом для одежды, буфетом и кроваткой.