Дар миротворца
Шрифт:
– Да пусть идёт с нами, чем он нам помешает? А в Амархтоне сдадим его тамошнему морфелонскому воеводе, – сказал Сурок.
Теперь юный послушник, мечтающий стать рыцарем-пилигримом, боясь отстать от отряда, так и норовил вырваться вперёд, шепча себе под нос зазубренные молитвы. Узнав, что Марк, ко всему прочему, Седьмой миротворец, послушник необычайно воодушевился, уже ничуть не сомневаясь, что сам Всевышний свёл его со столь знаменитой личностью.
Сурок вёл своего осла с навьюченными на него вещевыми мешками, а тот время от времени начинал упрямиться, норовя сбросить лишний груз, а когда отряд переправлялся через горный поток, оглашал окрестности протяжным рёвом.
«Куда же я всё-таки иду? – всё чаще преследовала Марка мысль. – Куда веду людей, которые
Появление в отряде Ильмара было только началом бед. На второй день пути Марка сразила болотная лихорадка. Поначалу он почувствовал жар, затем слабость, а ближе к ночи его начало рвать. До ближайшего селения было полдня пути, разместиться пришлось в пастушьем шалаше. Лейна что-то твердила о лечебных травах, которые должны произрастать в округе, Эльмика предлагала магический эликсир, облегчающий рвоту, Ильмар порывался отправиться назад в Саламор за храмовым лекарем. Эти заботы скорее донимали Марка, чем радовали. В какой-то мере его утешил Сурок, сказав, что болотная лихорадка – хворь неприятная, но не смертельная, и через несколько дней пройдёт сама.
«Как мне не хватает родного пристанища! – в этот раз Марк ощутил своё скитальчество особенно остро. – Куда приятнее болеть дома, чем в сыром шалаше посреди болот. Почему я не могу жить в своём доме, как все нормальные люди?»
Жар, озноб, тошнота – это были худшие для Марка дни. Именно теперь, когда рядом не было Эфая, он почувствовал, насколько стал уязвим.
«И это простая лихорадка… Обыкновенная в этих местах хворь. А если бы сейчас на нас напали даймоны или какие-нибудь твари похуже? Я же и меч поднять не смогу».
Осознание своей беспомощности оказалось хуже самой болезни. Поначалу Марк молился за собственное исцеление, но вскоре бросил это занятие, склоняясь к мысли, что эту чашу он должен испить сполна. Должен претерпеть это испытание: сочувствующий взгляд Лейны, досадно поджатые губы Эльмики, которую раздражал каждый день промедления, Сурок, моловший какую-ту чушь о секретах сарпедонских целителей и, наконец, Ильмар, возомнивший себя чудотворцем и благоговейно возлагающий руки на больного.
«Даже этот послушник сейчас куда более способный боец, чем я, – вынужденно признал Марк. – Что я смогу совершить в этом мире, какой враг мне по силам, если какая-то болотная лихорадка запросто превращает меня в беспомощного калеку?»
Впрочем, как и предсказывал Сурок, через несколько дней Марк пошёл на поправку и вскоре дал бодрый приказ выдвигаться. Бодрость его, правда, была напускной. За время болезни он отощал, поскольку пил одну воду, ослаб и чувствовал себя прескверно. Ко всему прочему, друзья постоянно справлялись о его здоровье, вызывая раздражение и злость. Оставалось только молиться, чтобы какая-нибудь напасть снова не сделала его обузой для попутчиков.
А опасения для этого были. Ненастная погода стояла изо дня в день. Налетающие тучи поливали путников скоротечными дождями, лицо обдували ледяные ветры с гор. За четыре дня пути по мельвийским предгорьям путешественникам удалось всего раз переночевать под соломенной крышей в небольшом посёлке. Последние гроши Марк потратил здесь на покупку тёплого одеяла: кров, а также хлеб, молоко и сыр гостеприимные мельвийцы давали гостям даром. Таверн и постоялых дворов в этом диком краю отродясь не было, отыскать охотничий домик или шалаш пастуха, не зная местности, было трудно. Пару раз пришлось ночевать под можжевеловыми кустами или под ветвями деревьев, укутавшись в плащ и накрывшись одеялом. Несмотря на разгар лета, ночи здесь были прохладными. Марк не раз с грустью вспоминал отличную, хоть и тяжеловатую палатку Лесного Воинства, потерянную во время перехода через Скалы Ящеров. Утром все вставали невыспавшимися, хмурыми и раздражёнными. Шли медленно, часто делая привалы. Эльмика жаловалась, что стоптала туфли и натёрла ноги, а когда Лейна напоминала ей, что юная магесса сама подбила остальных на этот поход, та огрызалась, мол, тебя-то я с собой не звала. Сама Лейна хоть и переносила тяготы пешего пути с достоинством ученицы Школы Рыцарей, но говорить с ней Марку становилось всё сложнее.
«Эльмику ведёт любовь к Мелфаю. Сурка – верность заданию Сарпедона. Ильмара – мечта стать странствующим рыцарем. Меня – туманная миссия Седьмого миротворца. Одна Лейна отправилась с нами неизвестно по каким мотивам. Часть её души осталась с Никтой в Фаране, часть – с её названным учителем, воином-отшельником Фосферосом в Туманных болотах. Почему же она пошла с нами? Только лишь потому, что Эфай не разрешил ей остаться с ним?»
Марк порой останавливался, украдкой глядя на идущую в самом конце плеонейку. Волосы её, будучи некогда светлыми, приобрели грязноватый оттенок, и она постоянно скрывала их под капюшоном. В эту минуту Марк начинал испытывать к ней то удивительное, нежное чувство, которое то вспыхивало, то угасало, как далёкий огонёк в пустыне. Ему хотелось подойти к ней, сказать что-то ласковое, ободряющее, но он опасался, что она ответит ему какой-нибудь колкостью, и он останется в дураках.
«…Ты ослабел, Маркос. С самого Фарана ты начал слабеть», – вспомнились слова Эфая.
«Да, это так. Во всех отношениях я ослабел. Эфай правильно сделал, что отослал от себя прочь и меня, и Лейну. Мы полагались на него, как на небесного заступника. Мы верили, что с ним нам не страшен никакой враг. Именно это и вело нас к ослаблению и разложению».
Сзади раздался громогласный рёв осла, упёршегося копытами в каменистую землю, и ругань Сурка, пытавшегося сдвинуть с места упрямое животное.
– Проклятая скотина! Долго ты ещё будешь меня мучить?! О, подлая саламорская бестия, посланная мне в наказание за грехи всего Сарпедона!
Марк улыбнулся. Сурок, будучи с недавних пор седым как лунь, оставался самим собой, хотя не мог не измениться после того, что произошло у дома Мелфая в Саламоре. Он ни разу не вспоминал о том, как вышел против некроманта один на один, и всякий раз замолкал и хмурился, когда Марк пытался об этом заговорить.
«Он не может оставаться прежним. Его второе «я» – личина коварного шпиона, вкрадывающегося в доверие, чтобы впоследствии предать, – кануло в небытие».
Марк дважды сталкивался с некромантом лицом к лицу и знал, какая сила воли нужна, чтобы просто не сойти с ума. Человек с сердцем двуличного подлеца не выступил бы против некроманта. Тот боевой клич, вырвавшийся из уст Сурка, тот брошенный им топор не были пустой бравадой. Сурок бился с непобедимым врагом по-настоящему. Мог убежать, спрятаться, но нашёл в себе силы устоять даже в леденящем отчаянии, зная, что эта схватка сулит ему в лучшем случае быструю смерть.
Наконец подъём закончился. Путешественники оказались на перекрёстке двух дорог, одна из которых вела через Мельвию в Амархтон, другая – вниз, в Анфею. Здесь у дороги расположились на привале несколько анфейских воинов во главе со старым белобородым рыцарем. Рядом паслись лошади, которых было явно больше, чем людей. Старый рыцарь удивился столь разношёрстной компании, а когда услышал, что путники направляются в Амархтон, восхищённо заговорил:
– О, хвала Всевышнему, нашего полку прибыло! Вы, стало быть, тоже услышали призыв королевы Сильвиры встать на защиту Амархтонского Королевства и дать Хадамарту последний бой! Мы вот уже недели две, почитай, ездим по Мельвии, призывая всех верных аделиан взяться за меч. Да только мало кто откликается, всех эти проклятущие племенные дрязги засосали.
Марк попробовал расспросить рыцаря о том, что происходит в Амархтоне, но тот был не особо в курсе последних событий, сказав только, что Сильвира успешно преследует и уничтожает остатки Хадамартовых полчищ в Тёмной долине. Эльмика не проявляла интереса к анфейским воителям, Ильмар пытался узнать у старого воителя о его рыцарских обетах, а Сурок обрадованно вонзил зубы в жёсткую копчёную козлятину, которой поделились с путниками анфейцы. Зато Лейна в кои-то веки оживилась, принявшись выспрашивать воителей обо всём, что касалось королевы Сильвиры, войны с Хадамартом, а когда узнала, что отряд старого рыцаря направляется в Анфею, Марк с тревогой заметил, как в её глазах появилась странная грусть.