Дар наслаждения
Шрифт:
— Ни за что! — Она энергично помотала головой. — Я только понаблюдаю за твоей работой, и все.
Торальф все еще улыбался:
— Правда, все?
Элен не была уверена, касается ли этот вопрос только соколов, поэтому ответила:
— Я думаю, да.
— Не нужно сопротивляться, я не собираюсь тебя принуждать. Скажи только, что тебе интересно, и я все покажу.
С этими словами он взял ее под руку и повел с подчеркнутой торжественностью по коридорам и комнатам, по дороге показывая и рассказывая самое интересное о замке. Это получалось у него так, словно он каждый день водил экскурсии, пересыпая речь бесчисленными историями о семисотлетнем замке. За это время здесь многое успело случиться.
Когда экскурсия подошла
— Вот и сказке конец. А сейчас ты должна меня извинить. Мне нужно к птицам.
Элен направилась было в свою комнату, как вдруг остановилась:
— Подожди!
— Что? — Торальф повернулся к ней. — Что-то еще?
Он медленно поднялся по ступенькам и нежно поцеловал Элен в губы.
— Я так рад, что ты здесь.
Элен удивленно смотрела ему вслед, когда он легкой походкой направился к выходу.
А вот и ее пристанище на ближайшие несколько недель. Комната была выдержана в розовых тонах, очень романтично. Интерьер сочетал классическую элегантность, представленную мебелью ручной работы, и милый китч. Например, контейнер для жидкого мыла в ванной, выполненный в виде расправленных крыльев. И вообще, если хорошенько присмотреться, все в этом замке напоминало о хищных птицах.
Марк сказал, что Элен может не беспокоиться об уборке, прислуга будет поддерживать порядок. Особым жестом гостеприимства было то, что в комнате Элен уже после полудня затапливали камин. Это создавало такую атмосферу уюта, что Элен полностью расслаблялась.
Торальф встал рано утром, чтобы поработать с соколами. Марк показал Элен свой кабинет, где в ее распоряжении было все необходимое для работы. С места за письменным столом открывался чудесный вид на аллею, которая даже сейчас, когда листья с кленов опали, выглядела ухоженной.
Днем они с Торальфом поехали туда, куда он с утра отвез сокола. Когда Элен увидела птицу на охотничьей вышке, то позавидовала ей. Какой оттуда обзор!
Вслед за Торальфом она забралась на вышку. Внутри маленького домика было два помещения. В дальнее Торальф отнес корм. Элен не совсем поняла, что это было.
— А что вообще едят соколы?
— По-разному. Птенцов, голубей, куропаток. Иногда крыс.
— Крыс? — Элен скривилась. — Живыми?
— Иногда живыми, иногда нет. Зависит от того, на каком этапе подготовки находится птица.
Первые три дня соколу нельзя было покидать вышку: он должен был сначала привыкнуть к новой обстановке. На четвертый день ранним утром Торальф убрал решетку и выпустил сокола.
Когда спустились сумерки, они с Элен снова поехали к охотничьей вышке. Она не могла поверить, что сокол пожертвует только что обретенной свободой и точно в назначенное время прилетит поесть. Они присели на корень дерева и принялись наблюдать за соколом, который кружил над верхушками деревьев неподалеку. Видно было, что он наслаждается своим первым настоящим полетом. Они поспорили, какое дерево сокол выберет для отдыха.
Торальф объяснял Элен техники полета соколов, когда мимо проехал на джипе Марк. Он направлялся проведать своих птиц. Элен спросила:
— А вы давно друг друга знаете?
Торальф посмотрел вслед джипу и сказал:
— Это очень важный человек в моей жизни. Мы | много вместе пережили. Хорошего и плохого.
Элен поняла, что он хочет что-то рассказать, и воздержалась от вопросов.
— Мы вместе пережили один опасный момент. Я пару лет жил в Эмиратах и вместе с Марком готовил соколов для одного шейха. Я уже говорил, что климат там непригоден для разведения соколов, но престиж для шейха превыше всего! Однажды мы с Марком отправились в пустыню искать улетевшего молодого сокола. И хотя я хорошо вожу машину в песках, случилось так, что не смогли проехать. Становилось темно, и мы позвонили шейху с просьбой о помощи. Она тотчас пришла в лице молодого шустрого араба в облаке песка и пыли. Мы сели к нему в джип — Марк спереди, я сзади. Там, где дюны сужаются, ездить довольно опасно, но арабу, как видно, хотелось острых ощущений. Он мчался по дюнам со скоростью сто двадцать километров, и меня даже немного укачало. Самое неприятное не то, что машина может в любой момент перевернуться и ты утонешь в песке, а то, что, поднимаясь на вершину дюны, никогда не знаешь, что ждет по ту сторону. Марк произносил проклятия каждый раз, когда мы ехали в гору. Слава Богу, по-немецки. — Торальф усмехнулся.
— А что было потом?
— Сокол героическими усилиями был пойман. Вот только езда была такая сумасшедшая, что мы со страху намочили штаны. Было настолько страшно, что сначала мы даже не заметили этого. Никогда не забуду.
Элен громко прыснула, представив двух перепуганных мужчин в мокрых штанах среди песчаных дюн. Когда она успокоилась, то спросила Торальфа, как долго он жил в Эмиратах.
— Около двух лет. Пока там было чем заняться. Хорошее было время, мне понравилось. Шейх предоставил столько прислуги, что нам почти нечего было делать. Зимой было вообще замечательно — мы много времени проводили на воздухе с птицами. Но потом заскучали и начали дрессировать животных. На сегодня практически вымерших антилоп ониксов, газелей. В общем, всех, какие попадались под руку.
— А почему ты оттуда уехал?
— Потому что не знал, чем занять долгий день. Кто-то только об этом и мечтает: ничего не делать и получать кучу денег. Я же за два года достиг той точки, когда нужно было решиться что-то изменить.
Элен задумалась, как бы она поступила на его месте.
— А было что-то еще, что тебе не нравилось?
Торальф покачал головой:
— Нет, больше ничего. Разве что ужасная жара! Летом вообще невозможно вынести соколов на улицу. Для меня это было невыносимо. И мне нужны новые горизонты. Жизнь в Эмиратах была приторной, беззаботной. Но когда нет никаких препятствий, не с чем бороться, тогда ты практически мертв. — После недолгой паузы он добавил: — Остановиться значит для меня не жить больше. Я никогда не смогу этого сделать. Остановка — это шаг назад. Чувства притупляются. Живешь в каком-то полусонном состоянии. Я хочу жить полной жизнью. Со взлетами и падениями. — Он внимательно посмотрел на Элен. — Думаю, ты меня хорошо понимаешь.
— Да, очень хорошо. Если удовлетворяешься тихой жизнью, это означает конец настоящим чувствам. А значит, ты лишаешь себя шанса быть счастливым.
— Да, и я об этом. Теперь ты понимаешь, почему я переезжаю каждые два года? Переезжал до сих пор, я имею в виду.
Элен очень хорошо понимала, о чем он говорит.
— Где ты жил после Эмиратов?
— Полгода в Ливане. — Он улыбнулся. — Ты там была?
— Нет.
Он взглянул на нее.
— Ну да. Это не лучшее место для туристов. — И после паузы добавил: — И слава Богу.
— Там красиво?
— Из всех стран, где я был, Ливан самый красивый. Это азиатская Швейцария, там тоже есть горы и банки. На всем Ближнем Востоке веселее страны не найти. Бейрут, его белые фасады стоит хотя бы раз в жизни увидеть. Хотя политическая обстановка в стране к этому не особенно располагает. Там война, ты знаешь. Но старую часть Бейрута уже восстановили. — Он сделал паузу и улыбнулся. — С тех пор я знаю, что самые красивые женщины живут в Ливане. Они очень женственны и грациозны. И вообще люди в этой стране приветливые и открытые. Но в городе я бывал мало. Час езды — и ты уже в горах, совершенно один. А там такой вид! Вся страна перед тобой, до самого моря — совершенно неописуемо. Это меня просто очаровало. И еще там очень спокойно. — Задумчиво глядя на верхушки деревьев, Торальф продолжил: — Наверное, сейчас уже не так. В пещеры пускают туристов. А это, между прочим, самые красивые в мире сталактитовые пещеры. Тебе обязательно надо их посмотреть, если будет возможность. Камни по форме напоминают архитектуру времен Людовика II.