Дар орла
Шрифт:
Она присела на корточки и помассировала мне икры. Как ни странно, я тотчас успокоился. Я обнаружил, что мне трудно разговаривать. Мои мысли опережали способность выражать их словами. Теперь я не хотел немедленно возвращаться в ее город. Казалось, еще так много надо сделать. Поскольку я не мог внятно объяснить, чего же я хочу, то просто потащил упирающуюся Ла Горду назад к площади, но в этот час там не было свободных скамеек. Я был голоден и поэтому затащил ее в ресторан. Она думала, что не сможет есть, но, когда нам принесли еду, оказалось, что она так же проголодалась, как и я. Еда нас полностью расслабила.
Вечером того же дня мы сидели на скамейке. Я воздерживался от разговора о том,
Я начал с того, что описал Ла Горде то, что я видел. Больше всего поразило меня в светящихся оболочках их движение. Они не шли, а как бы перекатывались рывками – и тем не менее перемещались по земле. То, как они двигались, не было приятным. Их движения были скованными, неестественными, порывистыми. Когда они находились в движении, форма яйца становилась меньше и округлее. Они, казалось, прыгали, дергались или встряхивались вверх и вниз с большой скоростью. Это вызывало очень неприятное, нервирующее чувство. Пожалуй, точнее всего я могу описать физическое неудобство, вызываемое их движением, сказав, что это напоминало изображение на киноэкране, которое давалось с нарастающей скоростью.
Что меня еще заинтересовало – я не заметил никаких ног. Я однажды видел балетную постановку, в которой актеры изображали солдат, катающихся по льду на коньках. С этой целью у них были длинные туники, свисающие до самого пола. Их ног нельзя было увидеть, поэтому создавалась иллюзия, что они скользят по полу. Светящиеся яйца, которые парадом шли мимо меня, производили впечатление скольжения по пересеченной местности. Их светимость встряхивалась вверх-вниз почти незаметно для глаза, однако этого было достаточно, чтобы вызвать у меня болезненное чувство. Когда яйца были в покое, они становились удлиненными. Некоторые из них были такими длинными и застывшими, что невольно возникала ассоциация с лицами на старинных иконах.
Еще более беспокоящей чертой было отсутствие глаз. Я никогда так остро не сознавал, насколько сильно мы привязаны к глазам живых существ. Светящиеся яйца были абсолютно живыми, они наблюдали за мной с большим любопытством. Я мог видеть, как они дергались вверх-вниз, перегибались, чтобы посмотреть на меня, но без всяких глаз.
Многие из этих светящихся яиц имели на себе темные пятна, огромные темные пятна ниже их среднего сечения. У других их не было. Ла Горда сказала мне, что половая жизнь воздействует на тела как мужчин, так и женщин, вызывая появление «дыры» в нижней части живота, – но пятна на этих светящихся яйцах не казались мне похожими на дыры. Это были участки без светимости, но в них не ощущалось глубины. Те, у кого были темные пятна, казались мелкими и усталыми. Поверхность их яйца была морщинистой, она выглядела матовой по сравнению с остальной их светимостью. С другой стороны, те, что не имели пятен, были раздражающе яркими. Они казались мне опасными. Они вибрировали, наполненные энергией и белизной.
Ла Горда сказала, что в тот момент, когда я положил свою голову на ее, она тоже впала в состояние, напоминающее сновидение. Она бодрствовала и в то же время не могла двигаться. Она сознавала, что кругом идут люди. Затем она увидела, как они превратились в светящиеся пузыри и, наконец, в яйцевидные существа. Она не знала, что и я вижу. Вначале она думала, что я наблюдаю за ней, но в какой-то момент давление моей головы стало таким сильным, что она пришла к выводу, что я тоже вижу. Лишь после того, как я выпрямился и оттолкнул молодого человека, трогавшего ее, пока она спала, я сообразил, что происходило с ней.
То, что мы увидели, различалось, так как она отличала мужчин от женщин по форме каких-то нитей, которые она называла «корнями». У женщин, сказала она, связки нитей напоминают львиный хвост, они растут внутрь от того места, где находятся гениталии. Она объяснила, что эти корни были тем, что дает жизнь. Эмбрион, для того чтобы расти, прикрепляется к одному из этих питающих корней и полностью съедает его, оставляя дыру. Мужчина, с другой стороны, имеет короткие нити, которые живут как бы сами по себе и плавают почти отдельно от светящейся массы самого тела.
Я спросил, что, на ее взгляд, было причиной нашего совместного видения. Она уклонилась от каких бы то ни было комментариев, но попросила меня высказать свое мнение. Я сказал, что, по-моему, единственно очевидной причиной являются эмоции.
После того как мы с ней уселись на излюбленную скамейку дона Хуана в начале вечера этого дня и я прочитал стихотворение, которое ему нравилось, я был сильно заряжен эмоционально. Мои эмоции, должно быть, подготовили мое тело. Но я также должен был учесть тот факт, что, занимаясь сновидением, я научился входить в состояние совершенного спокойствия. Я мог отключать свой внутренний диалог и оставаться как бы внутри оболочки, выглядывая через дырочку. В таком состоянии я мог или отбросить часть имеющегося контроля и войти в состояние сновидения, или держаться за этот контроль и оставаться пассивным, без мыслей и без желаний. Однако я не думал, чтобы это было в данном случае таким уж значимым фактором. Я считал катализатором присутствие Ла Горды. По моему мнению, именно мои чувства по отношению к ней создали условия для видения.
Ла Горда смущенно засмеялась, когда я поделился с ней своими мыслями.
– Я не согласна с тобой, – сказала она. – Я думаю, случилось то, что твое тело начало вспоминать.
– Что ты имеешь в виду, Ла Горда? – спросил я.
Последовала длинная пауза. Казалось, она не то боролась с собой, чтобы сказать нечто такое, чего она не хочет говорить, не то пыталась найти подходящие слова.
– Я знаю так много всего, – сказала она, – и в то же время не знаю, что я знаю. Я помню так много, что не могу вспомнить ничего. Я думаю, что ты сам в таком же положении.
Я заверил ее, что я этого не осознаю. Она не поверила мне.
– Временами я действительно верю, что ты не знаешь, – сказала она. – Но иногда мне кажется, что ты играешь с нами. Нагваль рассказывал нам, что он сам тоже не знал. Мне теперь вспоминается многое из того, что говорили о тебе.
– Что это значит, что мое тело стало вспоминать? – настаивал я.
– Не спрашивай об этом, – сказала она с улыбкой. – Я не знаю, что ты должен вспоминать и что это за воспоминания. Я сама этого никогда не делала. Уж это-то я знаю.
– Есть ли кто-нибудь среди учеников, кто мог бы рассказать мне об этом? – спросил я.
– Никого, – ответила она. – Я думаю, что я курьер к тебе. Курьер, который в этот раз привез только половину послания.
Она поднялась и попросила меня ехать назад в ее город. Я был слишком взволнован, чтобы ехать немедленно. Мы еще немного погуляли по площади. В конце концов мы сели на другую скамейку.
– Тебе не кажется странным то, с какой легкостью мы можем видеть вместе? – спросила Ла Горда.