Дар сгоревшего бога
Шрифт:
— Вот самое интересное открытие. — Геррод, наклонившись, осторожно повернул бронзовую рукоятку. Из трубки выкатилась капля гумора и повисла на самом кончике. — Я связал мокротой кровь и слезы. Смотри, что получилось.
Капля сорвалась с трубки и упала на череп. Тот неожиданно зазвенел, словно она ударила не в кость, а в чуткий колокол. Звук тихим эхом пролетел по кабинету, словно пытаясь найти лазейку в стенах и вырваться наружу. Подобно ветру — даже складки плаща Катрин вдруг дрогнули, а потом снова легли спокойно.
Звон прекратился, и в комнате стало
Катрин попятилась.
— Что это было?
Геррод помахал рукой в воздухе, словно отгоняя прочь чтото нечистое.
— Все гуморы — кровь, слезы и мокрота — от Кассала из Высокого дома.
— От бога воздуха, — пробормотала Катрин.
Каждый бог Мириллии принадлежал к одной из четырех стихий — земли, воды, огня и воздуха, — и гуморы их несколько различались по своему действию.
— Именно так, — подтвердил Геррод.
— Но откуда взялся этот звук?
— Думаю, он вовсе не «взялся». Он уже был здесь, заключенный в кости, не в силах вырваться из минеральной составляющей, — объяснил он. — Поверить трудно, понимаю. Но кости не камень, как считают некоторые. В них содержится и плоть. Если выщелочить минералы, она останется. И в черепе этом она еще сохранилась.
Катрин почувствовала дурноту.
— Мне думается, — продолжал Геррод, — что алхимия воздуха развязывает извращенную Милость, которая заключена в этой высохшей плоти. Эхо силы.
— Какую Милость?
— Это я в основном и пытался выяснить. И кажется, нашел ответ в старинных книгах. Тех, что повествуют о деяниях черных алхимиков. Тебе же ведомо, как появляются на свет земляные великаны, духи ветра и ходящие по пламени?
Катрин кивнула. Всех тонкостей она не понимала, но знала: если беременной женщине дать выпить определенный алхимический состав, на свет появится дитя, обладающее необычными способностями.
— На будущего ребенка оказывают воздействие не только чистые Милости. Извращенные тоже. Я изучил все книги, где говорится о детях, порожденных проклятой алхимией. С особым тщанием — о тех, на кого повлияла магия воздуха.
Дурнота Катрин усилилась. Она свое дитя потеряла. Но что за матерью надо быть, чтобы принести ребенка в жертву черной алхимии?
— От нее появляются на свет дети с необычным голосом. Они могут подчинять своей воле чистую Милость. Извращенная сила эта зовется «песня-манок». Думаю, ее-то мы только что и слышали. Вернее, эхо, высвобожденное из мертвой плоти, которая некогда подверглась подобным чарам.
— Погоди. По-твоему, бродячий бог был околдован такой песней?
— Наверняка не скажу. Воздушная алхимия — самая непрочная. Но если воздействовать ею долго и с близкого расстояния, может остаться глубокий след, как в этом черепе. Сохраняющийся даже после смерти. Вспомни-ка, что рассказывал Роггер о случившемся в Чризмферри.
Катрин не требовалось напрягать память. Она, наоборот, забыть не могла о нападении звероподобных, которые искали череп. Особенно о том, что одно из этих чудовищ прежде было личным телохранителем богини Файлы.
— Думаешь, череп и уподобил их зверям?
— А как еще это объяснишь? У Роггера хватило ума обмазать его черной желчью и обойти по дороге стороной все царства богов. Но ведь и Чризмферри, в котором год как нет бога, остается землей, изобильной Милостями. Отчасти, возможно, извращенными. Наэфрин Чризма, прежде чем его уничтожили, успел уподобить зверям сотни людей. Череп, тоже исполненный извращения — силы песни-манка, — мог уловить витающую в воздухе порчу и отразить ее.
— Поразив тех, кто оказался рядом.
— Кто сам был достаточно богат Милостями. Как стражник Файлы.
— А Тилар? — Катрин содрогнулась. — Отчего он не уподобился зверю?
— Вероятно, потому, что слишком богат Милостями. Ими изобилуют все его гуморы. И наэфрин внутри… демон тоже мог его защитить. Впрочем, загадок еще хватает. Мне бы побольше времени…
Катрин погладила его по закованной в бронзу руке.
— И не мешает немного поспать. — Тени под его глазами ей не нравились. Ее друг сжигал себя заживо. — Время у тебя будет после церемонии.
— Может, ты и права. Хешарин забеспокоился оттого, что я не показываюсь в эти дни. Мне надо бы еще услышать от Роггера все подробности. Как и где он наткнулся на проклятый талисман. В тот раз рассказать ему помешали…
Катрин мягко потянула Геррода прочь из кабинета.
Он пошел за ней медленно, неохотно, но дверь за собою все же закрыл. И, заметив наконец, как запущена его комната, распахнул глаза, словно не был в ней полный оборот колоколов.
— Что же я нам даже горького ореха не заварил?
Геррод направился к столу с давно холодным котелком.
И тут донесся звон третьего утреннего колокола.
Катрин вздохнула.
— Мне пора наверх. Пока все башни не сгорели вместе с нами.
Геррод жестом пригласил ее сесть.
— Знаю, ты думаешь, что без тебя все рухнет. Но башни как-то продержались века. Постоят еще немного.
— Завтра церемония. У меня тысячи…
Он устало улыбнулся.
— Уж если я бросаю на время кабинет, то и ты можешь ненадолго забыть о своих покоях. Садись. Нам нужно кое-что обсудить. Небольшой вопрос.
Она взглянула на него с любопытством. Геррод принялся разжигать одну из жаровен. Посмотрел на Катрин, вскинув бровь.
— Тилар сир Нох…
— Тебя что-то тревожит? — спросил Тилар у Делии.
За окном флиппера на далеком горизонте высились башни Ташижана, красные в лучах закатного солнца. Девушка, глядя на них, только покачала головой.
Они сидели в отдельной каюте напротив друг друга. Одни. Личная стража Тилара оставалась снаружи. Сержант Киллан, возглавлявший ее, и вира Эйлан караулили у дверей каюты. Остальные, присматривая за свитой Тилара, расположились по всему кораблю. По трое на каждого из его спутников — семь Дланей из Чризмферри, коим надлежало присутствовать на церемонии, дабы засвидетельствовать посвящение в рыцари. Делия, поскольку служила госпожой крови, делила каюту с Тиларом. Кроме них и команды флиппера, никого на борту не было.