Дар учителей
Шрифт:
– Что нового слышно?
– Да почти что ничего. У меня как раз смена закончилась. Пойдём в дежурку, там и говорить сподручнее.
Оказавшись в дежурке, Ворон кивнул угрюмому человеку, и тот вышел. Пост сдал – пост принял, и не нужно лишних слов.
– Располагайся, – предложил Ворон.
Максим сел на узкий складной стул, сдвинул в дальний угол стола засаленную колоду карт и стакан с тёмным, видимо вчерашним, чаем. Огляделся. Помещение было небольшим, с низким потолком, чем-то оно напоминало купе поезда: две складные кровати расположились по стенам, складной столик в центре
– Ну, что я могу сказать: новостей никаких особо нет. Так, мелкие стычки с нашими постояльцами – с жиру бесятся, да ты и сам всё видел.
– С поверхности ничего не слышно? – спросил Максим.
– Какие уж тут слухи! Нам бы со своими делами разобраться, – посетовал Владимир. – Хотя мне знакомый рассказывал, что на периметре вроде спокойно пока. Только со стороны города выстрелы доносятся, непонятно, что там происходит.
– По новостям передавали, что этой ночью одна из разведгрупп понесла потери.
– Так то и у нас передавали, сеть-то единая. Не повезло ребятам, теперь все, кто ранен, в хосписе лежат, смерти ждут.
– Что за хоспис? – поинтересовался Максим.
– Да тут недалеко домики олигархии были… Вот их и приспособили. Конечно, с ними там врачи дежурят, что-то постоянно исследуют и данные Цессарскому передают, он уже в своих лабораториях колдует. Только гиблое это дело. У тех особняков и стены высокие, и охрана с вышками, чтоб не ушёл никто оттуда. Врачи в комбезах с замкнутым циклом.
– А ты откуда столько знаешь?
– Так знакомый мой там и дежурит, хоспис охраняет.
– А про то, что в городе творится, ничего не знаешь?
– Знаю мало. Со времени заражения в город отправили лишь один рейд, и то из каких-то непонятных спецов с аэродрома – то ли из ГРУ, то ли ещё откуда. Так вот, они полезли в город, там их и потрепали. Трое двухсотых и четверо трёхсотых. Так из тех трёхсотых двое выжили пока – остальные мутировали. Так вот, один выживший, то ли немец, то ли австриец, бодрячком. Помогал нейтрализовать своих мутировавших товарищей. А Цессарскому нужны данные, вот он и подгоняет медиков, чтоб собирали. Людьми для отлова заражённых рисковать никто не будет, провоцировать потери – тем более.
Максим подумал, что теперь постояльцы бункера вообще не захотят выходить на поверхность. Настрой Бегемота вообще был такой: пусть умирают другие, нас это не касается, мы и так нормально проживём.
– А что относительно размещения новоприбывших? – спросил Владимир. – Они хоть и странноватые, но люди неплохие.
– Бег… то есть Буров… – начал Максим.
– Бегемот он и есть, – хихикнул Ворон. – Существуют генерал-лейтенант, генерал-майор, генерал армии, а под него впору новое звание вводить: генерал-бегемот.
Оба заржали.
– Бегемот не хочет уплотняться, – закончил мысль Максим.
– Уж по его виду понятно, что каждый день он только и делает, что уплотняется – рыбка, икорочка… А вот потесниться он действительно не захочет. Поговаривали, что у него особняк в Швейцарии на несколько этажей и на двадцать комнат, а тут у него одна комната, и он доволен, как слон.
Максим невольно улыбнулся, представив себе картинку: бегемот, довольный как слон. А Ворон тем временем продолжил:
– Среди них все сейчас заинтересованы прожить жирно и как можно дольше. Никакая жесткая экономия им не грозит, даже если режим введут.
– Есть и такое, – согласился Максим.
Они с Вороном говорили ещё долго. Ворон был мужик правильный, оптимистический, не унывал даже в сложившейся ситуации и старался не вспоминать о плохом, несмотря на то что плохого было немало. Он очень надеялся, что исследования Цессарского помогут понять природу вируса и научиться противодействовать ему.
Ахмад взбудораженно ходил по комнате. Обстановка совсем не располагала к работе. Несмотря на заботу муллы Абдулхака, их поселили в весьма непрезентабельных условиях. В отличие от Мины и Абдуллы он не был полевым работником и привык постоянно находиться в исламабадском офисе фонда «Амаль». Он привык заниматься компьютерными системами и оборудованием для скрытого слежения. Мог при желании подключиться к военным спутникам любой мировой державы, главное, чтобы был выход в Интернет.
А здесь – только грязные стены и кровати, поставленные в два ряда. Разместить здесь шестьдесят человек было непросто, тем более что почти половина из них – женщины. Мулла был мудр и прозорлив. В этой прозорливости своего учителя и наставника Ахмад убеждался не раз.
Он привёз с собой устойчивые молодые семьи, отобранные согласно требованиям Нюрнбергских расовых законов [10] . Большинство из них были австрийцами, немцами и шведами – европейцами, принявшими ислам, но были и иранцы, и даже азербайджанцы.
10
Расовые законы Третьего рейха.
Имам привёз почти всю свою библиотеку. Большая часть книг была в электронном виде, но имелись и оригиналы. Это были наиболее важные книги: несколько экземпляров Священного Корана, сборники хадисов, труды исламских мыслителей соседствовали с собранием сочинений Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.
В своё время он верил в социализм, но его вера отличалась от веры партийных функционеров. Они заботились не о людях, а только о себе. Пламенные и искренние коммунисты не получали реальной власти, их удел был только один – сгореть подобно спичке в пламени мировой революции. Так любил говорить имам и добавлял, что дьявол кроется в деталях, на которые люди обычно обращают меньше всего внимания.
Учитель смотрел в будущее с оптимизмом. Вероятностей было всего две: или все умрут в огне эпидемии, или будет построен новый мир. Убежище было надёжным и специалисты компетентными, а это значит, что второй вариант развития событий становился более вероятным.
Как сказал мулла, сейчас предстояло вести информационную войну. Судя по всему, вся эта компания Элькина представляет собой лишь паразитарный элемент, который ничего не собирается производить, не хочет приносить никому пользу. Такой элемент в новом обществе не нужен.