Дар
Шрифт:
Томми сразу же вспомнил, как выглядела его мать, когда ждала Энни, и понял все. На стройной фигуре Мэрибет беременность была особенно заметна. Томми был поражен. Он так растерялся, что не мог произнести ни слова.
— Я не хотела, чтобы ты знал, — всхлипывая, сказала она. — Я не хотела тебе говорить.
Неподвижные, они стояли по колено в воде. Он выглядел так, будто только что узнал ошеломляющую новость, а она совершенно помертвела.
— Пойдем, — тихо промолвил Томми, обнимая ее за плечи, — пойдем сядем.
Они медленно
— Как это произошло? — наконец спросил он, изо всех сил стараясь не смотреть на ее выпирающий живот, который, однако, неодолимо притягивал его взгляд.
Мэрибет печально улыбнулась:
— Обычным способом, хотя, признаюсь, я об этом мало знаю.
— У тебя был друг? Или у тебя есть друг? — поправился Томми, чувствуя, как сжимается его сердце, но она отрицательно покачала головой и надолго замолчала.
— Ни то, ни другое. Знаешь, я на самом деле совершила ужасную глупость. — Она решила ничего не скрывать от него. — Это произошло всего один раз. С человеком, которого я почти не знала. Я даже не встречалась с ним.
Он просто пошел провожать меня с танцев, когда мой кавалер напился. Он… понимаешь, он — звезда школьной команды, кумир старшеклассников. Я была польщена тем, что он обратил на меня внимание, заговорил со мной, а он оказался гораздо более приятным, чем я ожидала. Он устроил мне прекрасный вечер, познакомил со своими друзьями в кафе, и мне все это очень понравилось, а на обратном пути он остановил машину где-то в парке. Я в общем-то уже собиралась домой, но и шум из-за этой прогулки не хотела поднимать. Он дал мне глоток джина, и…
Она бросила взгляд на живот.
— Об остальном ты можешь догадаться. Он сказал, что я в первый раз вряд ли забеременею. Потом оказалось, что он только что поссорился со своей девочкой, в понедельник они помирились, а я осталась с носом. Хуже того — я сломала всю свою жизнь из-за парня, которого толком даже не знала, которому на меня было совершенно наплевать. Через некоторое время я поняла, что со мной произошло, а он к этому моменту был уже обручен. Они поженились сразу после школьного выпускного бала.
— Ты сказала ему?
— Да. Он сказал, что хочет жениться на своей подружке и что она с ума сойдет, если узнает. Мне не хотелось портить ему жизнь… да и себе самой тоже. Я даже родителям не стала говорить, кто отец ребенка, потому что папа заставил бы его жениться на мне, а я не хочу выходить замуж за человека, который меня совсем не любит. Мне только шестнадцать, и моя жизнь была бы кончена. С другой стороны, — продолжила Мэрибет с унылым вздохом, — она и так кончена. Это был не самый лучший поступок, прямо скажем.
— А что сказали твои родители? — спросил Томми, ошеломленный ее рассказом, бесчувственностью Пола и тем,
— Папа велел мне убраться из дома. Он отвез меня в монастырь Сестер Милосердия, и я должна была там оставаться до самых родов.
Но я поняла, что долго там не выдержу. Уже через несколько недель я почувствовала, что лучше умереть, и тогда я села на автобус и приехала сюда. У меня был билет до Чикаго, потому что я рассчитывала найти там работу, но здесь мы остановились пообедать, и я увидела объявление в окне «Джимми Ди», что им требуются официантки. Меня приняли на работу, я забрала чемодан из автобуса, и все.
Она выглядела очень ранимой, такой юной и такой красивой. При взгляде на нее Томми переполняли нежность и восхищение.
— Папа говорит, что я могу вернуться домой после Рождества, то есть после родов. Тогда я снова пойду в школу, — сказала она слабым голосом, не в силах скрыть своего уныния.
— А что ты собираешься делать с ребенком? — спросил Томми, все еще пораженный тем, что с ней произошло.
— Отдам его… на усыновление. Я хочу найти хороших людей, которые бы его взяли.
Я сама не смогу его содержать. Мне только шестнадцать, и я не в состоянии вырастить ребенка… Мне нечего ему дать, и я не знаю, что с ним делать. Я хочу учиться в колледже, но если я оставлю ребенка, я буду связана навеки… и более того, я не смогу дать ему достойную жизнь. Надеюсь, что я найду семью, которая примет его с любовью. Монахини обещали мне подыскать приемных родителей, но для этого мне надо было бы туда вернуться…
А здесь я пока еще ничего не предпринимала.
Этот разговор давался Мэрибет нелегко, но в то же время приносил облегчение. Наконец-то она может не таиться и ничего не скрывать.
— А ты уверена, что не хочешь оставить его?
Он не мог представить себе, как можно отказаться от собственного ребенка. Даже для него, в его возрасте, это звучало ужасно.
— Не знаю.
Она почувствовала, как ребенок зашевелился внутри ее при этих словах, словно бы поднимая голос в свою защиту.
— Я просто не представляю себе, как смогу его растить. Родители не будут мне помогать.
Я не смогу зарабатывать, чтобы его прокормить… и это будет несправедливо по отношению к нему. И потом, я не хочу сейчас иметь ребенка. Это ужасно, правда?
Готовая снова заплакать, Мэрибет посмотрела на него в отчаянии. Ее признание в том, что она не хочет ребенка, было чудовищным, но это была правда. Она не любила Пола и не хотела растить его дитя и отвечать за чужую жизнь.
Она едва могла содержать себя, не говоря уже о маленьком ребенке. Ведь ей было только шестнадцать.
— Ну и дела, Мэрибет. Просто не знаешь, с какой стороны к этому подойти.
Томми придвинулся к ней ближе и снова обнял ее за плечи.
— Почему ты до сих пор молчала? Ты могла бы сказать мне.