Дареному мужу в зубы не смотрят
Шрифт:
– Вот все, что есть, – развел он руками. – Угощайся. И рассказывай, – что у тебя за дела появились к моим собакам?
Маринка взяла кружку в руки. Она не могла смотреть Корнееву в глаза – так они лучились…
– Понимаете…
– Мы на «ты».
– Ну да… Понимаешь, мне надо ваших… твоих собак пригласить к себе в гости.
– Ого! – вздернул брови Корнеев. – А чем они заслужили подобную милость?
– Они пока не заслужили, и никакая это не милость. Мне просто нужно, чтобы собаки немного помогли.
– А без собак, значит, никак не уходит?
– Нет, – печально вздохнула Маринка.
Корнеев задумался.
– Не получится? – жалобно спросила она.
Она наконец сообразила, какая ересь пришла ей в голову. Как можно чужих собак оставить с чужим человеком, да еще в незнакомой квартире? А если они на Артемия кинутся? Маринка с ними не справится.
– Да, я понимаю, – проговорила она. – Идея была глупая. Но… я…
– Ну почему же, – протянул Корнеев и хитро взглянул на Маринку. – Идея может сработать, если с собаками будет их хозяин. Ты не возражаешь?
– Я? Нет.
Господи, сколько же ликера он бухнул ей в чай? Голова-то как кружится! И его глаза… они так близко, а в глазах скачут язычки пламени от камина… И этот полумрак… Он коснулся губами ее волос, стал нежно-нежно покрывать поцелуями лоб, щеки… А Марина все ждала, когда же он поцелует ее в губы. Господи! Как давно она не целовалась! Нет! Так ее не целовал никто и никогда.
Она вздрогнула от того, что собаки вдруг вскочили.
– Они сейчас станут кусаться?
Корнеев перевел дух.
– Нет, – покачал он головой. – Они сейчас будут радоваться.
Неожиданно раздался знакомый голос:
– Ле-ев Михайлович! Это я-я!
– Мама! – отчего-то испугалась Маринка, вскочила и ухватилась за бутылку ликера. – Скорее убирай бутылку!
– Почему? – тоже испуганно вскочил Корнеев. – Заходите, Эмма Витольдовна!! Чего ж вы на крыльце?! Она ругаться будет?
– Нет, просто… – Маринка бухнулась в кресло, ухватила чашку с чаем и стала раскачиваться. – Просто мы вот так сидим и все. Пьем чай…
– Ага, просто пьем. Ты взяла мою кружку, твоя с бабочками…
– Неважно!
– Лев Михайлович, – вплыла в гостиную матушка. – А я вас на чай хотела пригласить. И Марину тоже. А то она ушла кормить собак и пропала. Я уж испугалась – не загрызли бы… Тосечка мой золотой, иди поглажу… Карик, смотри, чего принесла…
Собаки возле Эммы Витольдовны крутились радостными щенками. Маринка с удивлением смотрела, как мать спокойно треплет их мохнатые головы и чмокает в клыкастые морды. Корнеев только развел руками:
– Я давно подозревал, что этих наглецов кто-то прикармливает.
– Но мы же соседи! – воскликнула Эмма Витольдовна. –
– Станет моим папой? – хихикнула Маринка.
– Несмешно, – дернула плечиком Эмма Витольдовна. – Лев Михайлович…
– Для вас просто Лев…
– Ага, – смекнула она, – вероятно, что вы станете мне сыном?
– Мама!
– Все! – Пойдемте же, неудобно заставлять человека ждать. Лев, скажите, я хорошо выгляжу?
– Великолепно, – выдохнул тот.
– Ой, – радостно всплеснула руками Эмма Витольдовна и зарделась, как девчонка. – А то он приехал неожиданно, я даже не успела съездить в парикмахерскую.
– Вот так, – тихо сказал Корнеев Маринке и затушил камин.
Евгений Евгеньевич, мамин друг, оказался довольно моложавым мужчиной, с красивой сединой и веселыми глазами.
– Женечка, знакомься, – с порога начала Эмма Витольдовна. – Это моя дочь, а это…
– Лев, просто Лев, – протянул руку Корнеев.
– Просто львов не бывает, – улыбнулся Евгений Евгеньевич. – Они всегда цари.
– Зверей, Женечка, цари зверей, – щебетала хозяйка, усаживая гостей. – Маришенька, доченька, помоги мне накрыть на стол. Господа, сегодня у нас все будет более чем скромно… Только чай и бутерброды.
– С красной рыбой и черной икрой, – усмехнулась Маринка.
– Икра красная, – поправила ее мать. – И еще пирог. Женечка, ты не поверишь, я тебя чувствую на расстоянии! Как знала, что ты приедешь, вот и испекла.
– А еще к тебе приехала дочь, – улыбнулся мамин друг.
– Да, – согласилась маменька. – Просто я испекла пирог, а потом вдруг… поняла, что приедешь ты. Но это неважно! Лев! Наливайте же дамам вино! Марина! Ты еще делаешь бутерброды? Какой кошмар.
Весь вечер Маринка и Корнеев старались вести себя спокойно. Он даже не передал ей кусок пирога, а она подала ему чай самому последнему. И сели они не рядом. Они лишь бросали друг на друга быстрые, вороватые взгляды. И у него скакали чертики в глазах, а у нее… у Марины губы сами собой расползались в счастливой улыбке. И это… было так прекрасно! Как в юности, когда еще все впереди!
Когда у Маринки зазвенел телефон, она даже не сразу поняла, что это за звуки.
– Мариша, доченька, отключи телефон, – посоветовала Эмма Витольдовна. – Самые дорогие люди находятся здесь.
Но Маринка взяла трубку. Звонил Артемий.
– Марин, ну где тебя носит-то? – гнусаво заговорил он. – Я тут торчу, торчу! Сколько шляться можно?
Она вышла из комнаты, чтобы не слышали, как и куда она сейчас будет посылать бывшего любимого.
– Оставь меня в покое, слышишь? – зашипела Маринка в кухне.