Дарий
Шрифт:
Как-то раз Бардия поинтересовался у Гауматы: сладилось ли у того дело с Атоссой, дошло ли до постельных утех? И мидийцу пришлось признаться, что на все его попытки сблизиться Атосса отвечает издевательскими намеками: мол, после близости с нею его самооценка неизменно возрастет, а вот ее собственный престиж, скорее всего, упадет.
– Поэтому Атосса постоянно предлагает мне своих рабынь вместо себя, – печально заключил Гаумата свой рассказ.
– Этому издевательству нужно положить конец, – заявил Бардия. – Действуй решительно и бесцеремонно, друг мой. Хватай Атоссу за волосы и тащи в постель! Можешь даже связать ее, чтобы она не сопротивлялась. Дай ей почувствовать
– Но это же прямое насилие, государь, – неуверенно промолвил Гаумата. – Атосса возненавидит меня.
– Что тебе ее ненависть? – сердито спросил Бардия. – По-твоему, лучше терпеть издевки? Женщины уважают силу. Атосса позабыла, что она такая же женщина, как и ее рабыни.
– У одной из ее рабынь есть острый кинжал, – опасливо заметил Гаумата. – Она может запросто вогнать мне его в спину, когда я попытаюсь силой овладеть Атоссой.
– Не беспокойся, – заверил друга Бардия. – На эту ночь я распоряжусь убрать всех рабынь из покоев сестрицы. Увидишь, этой ночью Атосса станет твоею. Делай с ней все, что только может сделать мужчина с женщиной. Но будь осторожен, как бы Атосса не откусила тебе кое-что, зубы у нее острые… – И Бардия рассмеялся собственной шутке.
– О царь! Как ты великодушен! – растроганно произнес Гаумата.
И мстительная душа его наполнилась жестокой радостью. Уж он-то постарается отплатить неприступной дочери Кира сторицей в ее опочивальне!
Гонцы, разосланные во все концы Персидского царства, возвращались в Экбатаны, неся одновременно радостные и тревожные вести. Народ в городах и селениях повсеместно с бурным восторгом воспринял царские указы. Особенно их порадовало прощение недоимок и полная отмена налоговых платежей на трехлетний срок. Однако родоплеменная знать, купечество и ростовщики в крупных городах Сирии и Месопотамии ужасно недовольны таким положением дел. Судебные процессы над проворовавшимися чиновниками и наместниками провинций также вызывали озлобление знати.
В царском окружении царила тревога. Царское войско невелико, ведь Бардия отпустил по домам большинство воинов. И если хотя бы некоторые из влиятельных персидских племенных князей поднимут восстание, одолеть их будет непросто. Многие царские приближенные полагали, что самое лучшее – это не дразнить сатрапов, закрыть глаза на их вымогательства и остановить судилища: мол, придут другие – и тоже будут воровать, такова круговая порука…
Этому решительно воспротивился Прексасп – как главный надзиратель за соблюдением справедливости и законности в державе Ахеменидов.
– Даже если вся персидская знать поднимется против Бардии, отступать от начатых реформ он не должен, – заявил Прексасп. – Разве постыдно быть справедливым царем? Кир был справедлив не только к персам, но и к любым завоеванным им народам. За это Великого по сию пору поминают добрым словом в Иудее, Мидии, Ионии и в других землях.
Те же, кто был не согласен ни с реформами Бардии, ни с мнением Прексаспа, возражали:
– Прежде чем стать справедливым царем, Кир с беспощадной жестокостью истребил тех племенных вождей, которые так же стремились к царской власти. При Кире персы все время воевали и обогащались на войне. Бардия воевать не собирается, запрещает взимать долги и собирать дань. У племенной знати не остается никаких средств для обогащения. И это чревато заговорами и восстаниями.
– Народ целиком и полностью на стороне Бардии, – стоял на своем Прексасп. – Племенные князья не смогут заставить простых общинников подняться против справедливого царя. Подняться против любимого сына Кира!
– Даже в самой благополучной стране, всегда можно найти недовольных, Прексасп, – вторили несогласным осторожные и трусливые. – Вельможи, недовольные указами Бардии, могут опереться не на своих соплеменников, а, скажем, на уксиев [29] или саков [30] , с которыми когда-то воевал Бардия. Могут подбить на восстание тех же египтян, которым персидское господство явно не в радость.
29
Уксии – племя, обитавшее в горах Элама.
30
Саки – группа скифских племен, обитавшая по берегам Аральского моря.
– Вы забываете, что и у Бардии немало сторонников, – не сдавался Прексасп, – причем не только среди персидских племен. В случае восстания за Бардию горой встанут бактрийцы, мидяне, кадусии…
Зная об этих спорах среди знати, Бардия хранил невозмутимое спокойствие. Казалось, он только и ждал, чтоб возник заговор либо вооруженное выступление знатных князей в одном из персидских племен.
Гаумата, как и Прексасп, твердил, что царю ни в коем случае не следует идти на поводу у знатных вельмож – ни у тех, кто против царских указов, ни у тех, кто боится: как бы чего не вышло…
На другой день после того, как Бардия дал другу совет взять Атоссу силой, Гаумата долго не появлялся в царских покоях. Явился он туда, лишь когда Бардия послал за ним слугу.
– Что случилось, друг мой? – воскликнул царь, едва взглянув на исцарапанное лицо друга. – Рассказывай все без утайки!
– Государь, я пришел не с жалобами, а как обычно выслушать твои распоряжения, – Гаумата почтительно склонил голову.
– О чем ты говоришь?! Какие распоряжения?! – Бардия вплотную приблизился к Гаумате, чтобы рассмотреть царапины, смазанные йодом. – Это что, Атосса сделала?
Гаумата молча кивнул.
– У меня не сестра, а дикая кошка! – Бардия рассердился. – Она же тебя чуть без глаз не оставила! Вот злодейка! Ну, я ей покажу!
– Государь, не нужно наказывать Атоссу, – сказал Гаумата. – В случившемся больше моей вины. Женщины ведь тоже бывают не в духе.
– И ты еще ее защищаешь?! – возмущению Бардии не было предела. – Молчи, Гаумата! Молчи! О, я знаю, как надлежит проучить Атоссу. Клянусь всеми творениями Ахурамазды, она получит то, чего так страстно желает!
В тот же день евнухи известили Атоссу, что, по воле царя, она опять будет жить в гареме. Ей вернули всех ее рабынь. Еще Атоссе было позволено обедать и ужинать вместе со своей младшей сестрой Артистоной.
Артистона не могла усидеть на месте и тотчас примчалась к Атоссе, едва узнала, что та снова поселилась в гареме.
Разница в возрасте сестер составляла семь лет. Артистоне недавно исполнилось семнадцать. Рядом с двадцатичетырехлетней Атоссой она выглядела сущим ребенком. Артистона была добра и наивна, в ней не было проницательности, надменности и твердости характера старшей сестры. Привыкшая к опеке и наставлениям Атоссы, Артистона тяжело переживала даже краткую разлуку с ней.