Даркут. Взросление. Том 2
Шрифт:
Ирия кивнула.
– Тогда поехали в Хидеб вместе, – предложил Синдри. – Я покажу, где обычно останавливается Йоран. А еще спою тебе песню, сочиненную Гуингом. Он так и не закончил ее. Говорит, что еще не знает конец.
Ирия пожала плечами.
– Почему бы и нет?! Поехали.
На втором этаже таверны располагались гостевые комнаты. Ирия взяла одну и легла спать.
Синдри что-то намекал на совместный ночлег, но девушка отмахнулась от назойливого сагдена. Когда она поднималась наверх, на лестнице пристал здоровенный толстый мужчина в ржавой кольчуге. Ирия оттолкнула его, а затем пнула в пах. Мужчина с бранью скатился вниз по лестнице.
Она уснула, едва голова коснулась изголовья постели, несмотря на громкие пьяные крики внизу.
Путь до столицы занял почти месяц. У Синдри был запасной гаур, вернее, гаурка, смирная и робкая. Сагден одолжил ее Ирие, взамен девушка платила за ночлег и еду во время поездки.
Сначала гаурка раздражала девушку своей безропотностью и тихим ходом, затем Ирия привыкла. Сам Синдри гарцевал на горячем вороном гауре, подарке богатого джерла, довольного сочиненной в его честь песней.
На одном из привалов, когда они ночевали у костра среди заснеженных холмов, Синдри спел песню Гуинга.
Песня начиналась с мгновения встречи воина с юной девой на берегу моря:
«Море ревет, вздымаются крутые валы
синей страны конангов.
Все волны у твердыни Ингборга
откатываются обратно в глубину.
Воин больше потерял сон, чем любой другой, из-за блеска
моря и ее глаз; если он и просыпается,
то вечно не хватает ожерелий ее лица.»
Дальше по смыслу песни следовало, что пришел кровожадный берсерк и убил прекрасного воина, которого успела полюбить юная дева. Мать воина скончалась от тоски, а отец девы хотел выдать ее замуж за другого. Но нет, дева задумала недоброе для берсерка:
«Луны ресниц, острые, как у сокола,
облаченной в лен пучины лука,
сверкнули из-за красного
неба бровей.
Этот луч звезды век золотого ожерелья
несет несчастье неразумному бесноватому зверю.»
Ирия слушала и отчаянно зевала. Наконец, не выдержала и заявила:
– Этот болван Гуинг оказался еще более тупым, чем я думала. Он все перепутал и переврал. Не хочу слушать дальше, давай спать.
Они приехали в Хидеб в разгар зимы. Гауры по колено шли в снегу. Над городом, окруженным высоким земляным валом, стояло черное облако от дыма, идущего из тысяч труб. Варнахи обогревали свои многочисленные дома.
Возле столицы протекала широкая река, зимой она замерзла и путники проехали по толстому льду.
Стражники хорошо знали Синдри и пропустили их без возражений. Сагден предлагал сначала поехать на постоялый двор, но Ирия потребовала отвести ее к Льетольву.
Путники поехали к таверне «Крепкий топор». Улицы в городе были зажаты между деревянных домов. Горожане ходили по земле, смешанной со снегом, досками и камнями. Многие ездили на гаурах и в повозках. На первых этажах домов расположились мастерские и продуктовые лавки.
Гаурка Ирии шарахалась от каждого прохожего. Из кузницы, мимо которой проезжали путники, донеслись удары молота о железо. Гаурка резко метнулась в сторону и толкнула боком встречного всадника.
– Эй, следи за своим зверем! – закричал всадник и поехал дальше.
Ирия и Синдри остановили гауров. Прохожие обходили их и ворчали, мол, чего застыли на месте.
– Послушай, – сказал Синдри девушке. – Может, ты подумаешь, перед тем, как…
Не обращая внимания на его слова, Ирия достала из-за пояса Разрубающий черепа, привстала на стременах и закричала:
– Льетольв Красные Уш! Стой, собака!
Всадник успел уехать в конец улицы. Он остановил гаура и обернулся. Это действительно был берсерк.
– Что ты сказала, девочка? – спросил он.
– Он держит поводья левой рукой, – сказал Синдри Ирие. – Правая рука не работает.
Прохожие тоже остановились и посмотрели на них. Ирия спрыгнула с гаурки в грязь и выставила топор перед собой:
– Льетольв, я вызываю тебя на холмгангу. Иди сюда, мерзкий ублюдок!
– Ты объелась мухоморов, девочка? – спросил берсерк, разворачивая гаура.
– Ты боишься, вонючий трус? – крикнула Ирия. – Можешь драться только с неопытными детьми?
– У тебя хороший топор, дряная сучка, – сказал Льетольв, спрыгнув с гаура. – Сейчас я заберу его у тебя и отхлестаю по заднице. А потом можешь идти, на первый раз прощаю.
– Послушай, Льетольв, – сказал Синдри. – Девочка немного не в себе. Может, забудем о ссоре?
– Это ты привел ее, поэт? – спросил берсерк, подходя ближе. – Мы еще поговорим о твоей ошибке.
– Защищайся, ублюдок, – сказала Ирия и ударила топором.
Берсерк мгновенно отпрыгнул, чуть не сбив с ног прохожего и одновременно выхватив топор из-за пояса. Ирия продолжила атаку и ударила снова. Льетольв пнул ее в живот и отбросил назад.
Ирия отлетела назад и чуть не упала. Прохожие столпились вокруг. Издали доносились удары кузнечного молота.
– Ну, давай, иди сюда, – сказал Льетольв, перебрасывая топор из руки в руку.
У него совершенно здоровые руки, отметила Ирия. Кто говорил об увечьях?
Внезапно берсерк дико закричал и бросился вперед. Замахнулся и ударил топором.
Ирия отбила удар и топорище оружия берсерка переломилось пополам. Льетольв удивленно поднял обломок. И тогда Ирия ударила его по голове.
Лезвие глубоко вошло в череп и застряло. Берсерк упал. Топор вырвался из руки Ирии. Кровь брызнула на прохожих.
Девушка уперлась ногой в стонущего берсерка и вытащила топор. Один глаз Льетольва был залит кровью, второй безумно вращался.
– Умри, тварь, в Хеллахайме давно тебя заждались! – сказала Ирия, ударила снова и проломила череп врага надвое. Прохожие удивленно зашумели.