Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса

Jamique

— Только, — прошептала она, — ребёнок был не рыцарем — драконом. Повелителем огня…

Она тихо рассмеялась.

Хотелось бы знать. Что думал — что чувствовал молодой дракон — когда сжигал загонщиков своего отца? Впрочем — губы изогнулись в усмешке — ему, конечно, не было дела до отца и старых историй. Смертная женщина родила дракона… от пламени двух солнц, оплодотворённых семенем человека. Какой бред. Бред. Рыцари, драконы. Картонные слова, опадающие пеплом. Скажи: огонь. Он не обожжёт тебе руку. Скажи: дракон. Представится сказочная чешуя… чёрный, шипастый, с кожистыми крыльями, прорезями багровых глаз, вертикальными зрачками, бронированная туша весом

под несколько тонн, плюющаяся огнём… Слово кажется смешным, пока не увидишь тушу в небе. И не поймёшь, что тот охотится. Охотится. Просто. Питается. Ест. И его вертикальные зрачки рассматривают тебя исключительно как очередную свежеподжаренную тушку… Она не знала, как это выразить и в каких словах объяснить. Она знала, что её сын — не человек. Из тех, которых убивают в колыбели. И поэтому чешуя, зрачки, крылья и хвост (ядовитый на конце) были спрятаны в теле милого белобрысого мальчишки. Интересно — она прижалась к стене всем телом и закрыла глаза — что видели в Храме в ночь уничтожения джедаи? Вертикальные зрачки презрительных глаз молодого дракона, что с методичной гадливостью очищал территорию от деградировавших слизняков?

Какие странные мысли…

…а плащ за спиной распахнулся в крылья…

…а потом их сожгли…

…тот, который мог летать, но согласился стать человеком…

Трус, недостойный плевка. И даже не достойный смерти.

— Шми.

Она открыла глаза и медленно обернулась.

Кэмер стоял позади неё.

— Не мешай, — еле слышно сказала она. — Я что-то слышу. Это… важно.

…слизняк и ещё масса слизняков, которые затопили слизью весь мир.

Кэмер прислушался, кивнул и отступил, не мешая.

Жить… бороться и жить… питаться…

Сила… огромная сила… пепельные глаза… резкая обжигающая струя сквозь душу.

Я есть. Я хочу дышать.

Эльгир. Планета

Мотма держала в руках миниатюрный приборчик.

— Вот видишь, как всё просто, пушистик. Несколько лет серьёзной работы по поиску и реанимации старых разработок и чертежей. Исследования на подопытном материале, — лицо её дёрнулось и застыло. — И, как итог — новая блестящая игрушка.

Она резко нажала на спуск — выстрел. Борск вздрогнул, подобравшись — прижаты уши и шерсть. Затем расслабился, распушился, ленивым жестом потянул плечи.

— И что? — спросил он.

— Ничего, — ответила Мотма. — Ты не одарённый. А был бы… почувствовал неприятную вещь. Не боль, конечно, и не смерть, но зуд. Сильный зуд.

Бред какой-то, подумал Борск. Иметь такое оружие и не использовать…

— Оно действует только против слабых одарённых, — с досадой сказала Мон в такт его мыслям. Спрятала прибор. — К сожалению, только… тех, кто не умеет выставить сильный блок защиты. Вот если бы можно было создать такую пушку. Наподобие пушки Звезды смерти. Чтобы калибр прибора был таков, что возместил слабость действия…

— Зачем? — спросил Борск индифферентно. — Зачем тебе нужна пушка? Стрелять в императора?

— И его свору, — ответила Мон. Слова были грубыми, а тон — усталым. — У них своё супероружие, у нас — своё. Так справедливо.

Она рассмеялась.

— Но сейчас уже поздно, — сказал Борск, внимательно выслушав её смех. — У нас нет такой пушки.

— Но она может появиться. Скоро. Дали бы время.

— Хочешь его выиграть?

— Хочу, — она медленно подбросила на руке вновь вытащенную штучку. — Но как? Вот если… Всего-то надо чтобы имперцы повременили около полугода…

— Эндор…

— Эндор был очень важен, — сказала Мотма. — Наше оружие не действует на обычных. Клянусь, если б у нас была возможность использовать ещё и это оружие, мы бы его использовали. А там думай, почему Вейдер и император вдруг стали неадекватны. Нам, — вздрог плечей, — конечно, сказали, что они и так будут неадекватны. Что Люк… не получилось. Простые методы надёжней. Простые, грубые, силовые методы. Не задвинутые ни на психологии, ни на Силе.

— Ты их так ненавидишь?

— Нет. Да. И снова нет. Они всего лишь мешают. А иногда — мешают очень. Слишком способные. Слишком другие. Слишком на высоком уровне. Слишком… едва не ограждённые моралью — так почти непобедимы. Мы им не соперники. Они — нам… и они учатся. И скоро галактика окажется под их властью…

— Уже сейчас.

— Нет. Император пришёл к власти как обычное существо. Правит галактикой, как обычное существо. И в русле интересов обычных. Коль скоро они совпадают. Прочие одарённые не явны, только Вейдер. Но Вейдер играет роль вассала при господине, давая понять, что не опасен. Это не государство одарённых. Пока это государство под властью в том числе и форсьюзера. А государство одарённых и для одарённых… — она вздрогнула, повела плечами и улыбнулась невидящей улыбкой. — Империя ситов. Что-нибудь слышал о ней, пушистик? Государство одарённых и для одарённых. Где прочие — лишь гумус… Я не хочу быть существом второго сорта. Вечно второго. И никак не исправишь… Никак. Посмотри на Амидалу. Она любила своего Скайуокера. Она была женщиной весьма незаурядной. Но…

Исард, подумал Борск. Исард и Траун. Сила. Способности. Одарённость. Не всё ли — чем одарёно существо? Как оно их использует, вот вопрос, и ответ на него очень многое значит. Почти всё.

Исард и Траун. Два имени, которые на слуху. А сколько тех, о которых никто не слышал? Какие-то там инженеры и учёные, воины и бойцы, существа, порождающие то, что называют творчеством… творцы. Родители. Породители. Талантливые существа. Яркие люди.

Сила. Сила важна, да. Только ведь — поэт не завидует пилоту, а боец — математику. Может уважать. Может чуть тосковать. Может хотеть уметь то же — но так, на обороте мыслей. Поэту хватает стихов, а пилоту — неба. То, что заполняет всего — не оставляет место зависти.

Полноценность.

И любой форсьюзер, который всю жизнь пользовался Силой, но не мог связать двух слов, остановится перед обыкновенным поэтом. Которому удастся вытащить на уровень слов, сквозь слова — то рокочущее в глубине, бессловесное, огромное…

И в музыке, и в красках… И…

И инженер, порождающий невероятные, легче воздуха, при всей тяжести своей, конструкции. И пилот, который умеет летать.

Сила.

Сила.

Сила.

Хотелось бы знать, что она такое. От ума к уму, от сердца к сердцу. Сила того же творчества. Которой подчиняются — добровольно…

Орбита

Эрикен помассировал правый висок.

— Чувствую себя суперменом.

— А я — суперзабраком, — тут же отозвался Тий. Вид у него был усталый. — Но при этом не тру рога.

— Что? — удивился Рик, перестав заниматься височными манипуляциями.

— Это я просто так. Обращаю твоё возвышенное внимание на этот скромный факт. Жаль, нельзя надраться.

— Моё возвышенное внимание не успевает за бурным потоком твоей мысли, — сказал Рик, сдерживая смех.

— Тогда оно не возвышенное, а тупое. Пить нельзя, а хочется. И ещё больше хочется от того, что не знаю — когда нам ещё удастся, и удастся ли вообще.