Даруль Китаб. Книга II. Метафизика

Мурзабеков Марат

А что же сам Чарльз Дарвин думал о своём учении?! Мог ли он предположить, что его теория станет главным аргументом отрицания Высшей силы?!

Он вырос в достаточно религиозной семье и был очень любознательным юношей. Оба его дедушки христиане-унитарии, по отцовской линии Эразм Дарвин, по материнской – Джозайя Уэджвуд были участниками, пожалуй, самого прогрессивного на тот момент научного клуба, который вошёл в историю, как «Лунное общество в Бирмингеме». Оно так называлось, потому что его участники собирались ночью, преимущественно в полнолуние, чтобы в отсутствии уличных фонарей, при лунном свете было легче вернуться домой. Это была элита британского просвещения XVIII века и, само собой, юный Чарльз рос в этой высоко интеллектуальной атмосфере. Члены общества часто бывали в доме будущего «эволюциониста», он слышал их беседы между собой, их дискуссии, обсуждения и невольно впитывал в себя это стремление к рациональному познанию мира.

Вначале

Дарвин изучал медицину в Эдинбурге, но она давалась ему нелегко и прежде всего потому, что он не выносил вида крови, поэтому отцу пришлось забрать его и вот он уже готовился стать священником, когда увлёкся стрельбой и одновременно начал интересоваться жуками, мошками и различными насекомыми, а спустя ещё несколько лет он сел на корабль под названием «Бигль» и отправился в кругосветное плавание, из которого вернулся совершенно другим человеком с огромным багажом наблюдений, исследований, различных образцов и открытий. По возвращении он сел за написание своего трактата и в 1859 году мир познакомился с самой резонансной научной работой за всю историю просвещения – «Происхождение видов».

Чарльз Дарвин прожил чрезвычайно насыщенную жизнь и всякий раз стремился постичь соединение физической реальности с сакральными смыслами. Как уже отмечалось, вначале он был христианином и вырос в семье, в которой религия занимала далеко не последнее место. Примерный семьянин, любящий муж, любящий отец. Его жена Эмма была образцовой христианкой.

С юности он обладал чрезвычайно пытливым умом и, в конце концов, стал настоящим эрудитом, который интересовался буквально всем. В последующем, эти знания и рождали в нём идеи будущего научного открытия эволюционной модели природы. Дарвин изучал тектонику плит в формате возраста Земли. На него повлияли сразу несколько теорий о языке, которые потом он применил в своём исследовании, сравнивая эволюцию общения с эволюцией видов. Дарвин прочитал книгу Томаса Мальтуса по экономике, о том как она устроена, о влиянии конкуренции на коммерческий успех среди участников свободного рынка, и некоторые историки полагают, что именно это породило его идею о «естественном отборе». По сути, его «теория эволюция» – это компиляция различных идей, которые он черпал из самых разных областей познания.

Одновременно, учёный часто думал о проблеме «зла» и несправедливости в этом мире, о том почему так много слёз и насилия повсюду, и это было для него чрезвычайно важно. Он читал много философских трактатов самых разных мыслителей, прекрасно знал Канта и всякий раз пытался понять основания гибели и страданий людей, при всеобъемлющей любви Бога. Продолжительная инфекционная болезнь забирает его любимую десятилетнюю дочь Энни, его двухлетний сын умирает за два дня до того, как он сдал свою работу «Происхождение видов» в Британское королевское общество. Можно только представить себе, как всё это было сложно и тягостно для учёного, но несмотря ни на что, он всегда оставался верен идеи Божественного мироздания, хотя и перешёл в конце концов в агностицизм. Он всячески старался познать этот мир на уровне метафизических истин, но при этом никогда не смешивал их со своей научной работой. В одном из писем, он писал: «Что касается моих собственных взглядов, то этот вопрос относится только ко мне. Но, поскольку вы спрашиваете, я могу сказать, что моя позиция, часто, колеблющаяся…но даже в моих самых крайних колебаниях, я никогда не был атеистом, в смысле отрицания существования Бога». Так он всю жизнь искал твёрдую вероубеждённость и ни разу в своём поиски, даже не помышлял идти по пути отрицания Создателя, скорее наоборот, его исследования были нацелены на открытие самого процесса творения в концепции Божественного замысла и недаром в качестве одного из эпиграфов к своей работе, он взял высказывание английского священника Уильямиа Уэвелла, который фактически озвучил мысль исламских фальсафов: «Но по отношению к материальному миру, мы можем допустить, по крайней мере, следующее. Мы можем видеть, что явления вызываются не отдельными вмешательствами Божественной силы, оказывающей своё влияние в каждом отдельном случае, но установлением общих законов». Интересно также, что один из рецензентов «Происхождения видов» написал в своём обзоре: «концепция о том, что Творец создаёт начальное творение, которое затем естественным образом эволюционирует во все нынешние формы жизни, также достойна Бога, как и то, что Он создаёт каждое творение по-отдельности». Дарвин был так впечатлён его словами, что с радостью включил их во второе издание своей книги.

Он всей душой ненавидел рабство, но при этом совершенно не смешивал свои морально-этические убеждения с научно-методологическим натурализмом. Автор самой громкой научной теории работал над ней в то время, когда в Ирландии люди умирали от голода по биологическим причинам. С одной стороны, вокруг него было общество пуритан и эстетов, исповедующих христианские каноны о терпимости и милосердии, а с другой – практика превосходства и силы, разрешённая церковью, которая старалась «Божьей

волей» оправдать рабство, насилие и унижение людей, особенно в колониях, поэтому со временем он стал «деистом», то есть сохраняя веру в Бога, перешёл к отрицанию «христианства», как религии и не принимал ортодоксальные церковные каноны.

До нас дошли несколько очень глубоких его философских мыслей и рассуждений, которые выдают в нём человека, постоянно находившегося в поиске «метафизического» успокоения, но одно из высказываний очень ярко показывает его отношение к миру, именно с позиции учёного-натуралиста: «Я не могу убедить себя в том, что электричество работает, что дерево растёт, что человек стремиться к самым высоким идеалам и всё это, благодаря слепой жестокой силе».

Чарльз Дарвин был настоящим интеллектуальным воплощением своего времени. Он проводил свои исследования в «эпоху викторианства», когда повсюду царило время «пасторального» отношения к окружающему миру —сельская жизнь, красота природы, зелёные лужайки, на которых пасутся ягнята, переливы лесных деревьев и полевых цветов, все эти пейзажи всячески поэтизировались среди аристократических элит и вызывали чувства невероятной живописности и благолепия, где нет места никакой жестокости и никаким кровавым единоборствам между особями. Поэтому, вполне предсказуемо механизм «естественного отбора» Дарвина, вызвал в обществе душевное, то есть подсознательное отторжение … как может такая красота быть создана смертью и разрушением?!

Это было время удивительного расцвета науки. Открывались новые знания, рождались яркие теории, научно-технический прогресс набирал свои обороты и ещё до того, как Дарвин озвучил свои мысли об эволюции, её «дыхание» уже чувствовалось в умозрении интеллектуальной аристократической среды. Английский поэт XIX века Альфред Тэннисон, один из приближённых королевы Виктории, в своём сочинении, с грустью, написал: «Природа, клыки и когти которой в крови», и что интересно, Дарвин опубликовал свою теорию в 1859 году, а поэма Тэннисона вышла в свет в 1842 году. То есть «биологическая эволюция, как результат борьбы за существование», это был не просто единичный взгляд оригинального учёного, а нечто большее, словно всё вокруг уже дышало свежим, поворотным взглядом на мир. С таким подавленным разочарованием «викторианцы» встречали прогрессивную мысль, не сопротивляясь и не впадая в огульную враждебность. Общество скорее безмолвствовало и лишь редкие «крики» поэтов и художников возвещали о рождении новой реальности, более разумной и, одновременно, пугающей и жестокой.

Но, сам Чарльз Дарвин никогда не был удовлетворён мыслью о том, что Вселенная – это результат некой грубой, необузданной, жестокой «силы». Он категорически отвергал подобные идеи и когда знаешь всё это, но при этом наблюдаешь, как его используют в качестве символа и путеводной звезды в «походе» против религии, возникает когнитивный диссонанс – люди удивляются и не могут понять, как это сочетается с его настоящими личными убеждениями.

Ещё раз вспомним о том, что с атеистической точки зрения, нет никакого интеллигибельного мира, мира идей и смыслов. Нет никакого объективного «добра» и «зла». Нормы морали и нравственности конвенциональны, то есть являются следствием эволюционной адаптации людей друг к другу и к окружающему миру, в тот или иной исторический период. Когда, скажем, ребёнок начинает свой жизненный путь, он взрослеет и одновременно постигает этот мир, начиная с нулевой точки разумности. Сначала для него всё морально. Он может забрать чужую игрушку, не думая об остальных съесть последнее яблоко – ребёнок ещё не знает, что такое хорошо и что такое плохо, а постигает это под внешним влиянием входе своих жизненных практик, и всё это логично и убедительно звучит, но всё-таки … что если немного поразмышлять об этом. О чём говорит этот пример?! О том, что «добра» и «зла» не существует, или о том, что ребёнок ещё не постиг сакральную идею «благого»?! Действительно, для него ещё не существует границы морали, всё непринуждённо и просто – есть игрушка – бери, есть конфета – ешь. Первыми шагами глобального человечества на планете Земля, как и первыми шагами индивидуального человека в этом мире, руководят инстинкты и у него, действительно, не вызывает никаких угрызений совести, когда он забирает то, что ему не принадлежит. Но вот, что интересно … если кто-то из взрослых укажет ему на зловредность такого поступка, можно увидеть, как что-то меняется внутри него … не на уровне мозга или рефлексов, а на уровне чего-то большего. Его ментальное «Я» мгновенно откликается на этот призыв – он подходит к тому, кого обидел и отдаёт игрушку обратно, а в случае особого восприятия своего проступка, может дать поиграть ещё и свою, словно выказывая таким образом сожаление о своём поведении. Ребёнок ещё не знает ни о каких нравственных конвенциях, он ещё не знаком с договором о моральных ценностях, принятых в людском сообществе, но слова укора не являются для него чем-то инородным и странным, а пробуждают то, что было заложено в его «сердце» изначально, и мы видим, как исправляя содеянное, он преображается и становится совершенно другим.

Конец ознакомительного фрагмента.