Дарующая жизнь
Шрифт:
Солнечные лучи скользили по мостовой городской площади, словно языки огромного, любопытного дракона. Далеко, возвышаясь над черепичными крышами домов, к небесам устремлялись шпили минаретов; и жрецы в ярких одеяниях, стоящие под их остроконечными вершинами, возносили хвалу новому дню.
Люди, населявшие Маназир, тоже приветствовав ли утро, и каждый делал это по-своему. Осанистый огр, с широкой, окладистой бородой, следил за тем, как работники расставляют прилавки для торговли фруктами, да рокочущим голосом покрикивал на них, когда ему
Яркие лучи играли на панцирях солдат городской стражи. Служанки из богатых домов, с лицами, затененными прозрачными накидками, спешили на базар, держа в руках крытые корзины. Если горничная прислуживала в особенно знатной и могущественной семье, то ее сопровождали один или несколько лакеев, а то и наемник-страж, в начищенной до блеска кольчуге.
Городская площадь расстилалась под высокой террасой чайханы, словно диковинный пруд, полный снующих рыбин. Легкий ветер запутывался в складках навеса, и голоса людей, доносившиеся из просыпающегося города, слышались здесь приглушенно, словно рокот бегущей неподалеку реки.
– Откуда у тебя так много знакомых? – спросила демонесса Франсуаз, звякнув изящной ложечкой о край чашки.
Девушка помешивала напиток с нарочитой небрежностью, изо всех сил стараясь показать, сколь мало интересует ее тема нашего разговора.
Я взял с блюдца маленький круассан и отломил от него кусочек. Затем я задумчиво ответил:
– На самом деле ты хочешь знать не это.
Френки окрысилась.
Ее прекрасное лицо стало злым, а в серых глазах вспыхнул такой огонь, словно кто-то поджег, по крайней мере, две бочки с греческим маслом.
Когда девушка злится, это всегда опасно для окружающих.
Но когда ты имеешь дело с девушкой такой специализации, как у Френки, ее злость может быть на несколько порядков опаснее.
В мире существует множество профессий, которые может освоить девушка, принося радость себе и пользу своим ближним. Помощница королевского библиотекаря. Воспитательница. Цветочница, модистка или переводчица с древних языков.
Франсуаз стала профессиональной убийцей.
Вернее, это не совсем так.
Френки родилась профессиональной убийцей, и ей оставалось только развить и отточить свои навыки.
На всякий случай я осмотрел стол перед собой и удостоверился, что передо мной не стоит ни одного блюда, которое могло бы вызывать у Френки желание ткнуть меня туда лицом.
Я стал намазывать джем на кусочек круассана.
– Прежде всего, – произнес я. – Ты имеешь в виду моих знакомых, о которых тебе ничего не известно.
Я пожал плечами.
– Извини, вишенка. Но до встречи с тобой у меня было нечто, что я мог называть своей личной жизнью.
Глаза Франсуаз сузились.
Дразнить Френки – одно удовольствие, поэтому я продолжал.
– Но ты, разумеется, спрашивала не об этом. Прежде всего, конфетка, тебе хочется знать – отчего все мои знакомые оказываются девушками.
Френки окрысилась еще сильнее.
Она ни за что на свете не позволит себе показать, что ревнует меня к кому-то. Но я очень хорошо ее знаю; и, чем больше девушка пытается скрывать свои чувства, тем очевиднее они для меня.
– Прежде всего, – произнес я. – Это не так.
Франсуаз выдохнула через сжатые зубы.
– Не так, Майкл? – спросила она – Значит, Алиса Шталь, которая просила тебя встретиться с ней, – на самом деле, переодетый парень?
– Нет, Френки, – ответил я. – Конечно, среди моих знакомых есть девушки. Равно как и мужчины, маленькие дети, старички, старушки, собаки, канарейки и чердачные привидения. Но поскольку тебя охватывает чувство ревности всякий раз, когда из моего прошлого появляется очередная девица, у тебя и создается впечатление, что, помимо девиц, в моем прошлом вообще не было знакомых.
Я задумался.
– Слава богу, ты хотя бы не ревнуешь меня к мужчинам и канарейкам.
Если бы Франсуаз не умела так хорошо владеть собой, то наверняка отгрызла бы краешек чашки.
– Я вовсе не ревную тебя, Майкл, – заявила она.
– Разумеется, – согласился я. – Ревность – это сомнение в чьей-либо верности. Сомнение предполагает размышления, поэтому к тебе все это относиться не может.
Я отломил еще один кусок круассана и повертел его в пальцах.
– Скорее, речь может идти о чувстве собственницы, – продолжал я. – Тебе ненавистна сама мысль о том, что в моей жизни может быть кто-нибудь, кроме тебя. И ты опасаешься, что, если речь идет о какой-нибудь девице из прошлого, то у нее может оказаться больше имущественных прав, чем у тебя.
Франсуаз – не мастерица давать мгновенные ответы, если не считать ответом удар кулаком промеж глаз.
Это одна из причин, почему ее так весело выдразнивать.
Девушка ограничилась тем, что сузила серые глаза, отчего те превратились в прорези бойниц, и обрушила на меня очередь злобных взглядов.
При этом она держала чашку высоко перед лицом и под ее прикрытием наверняка злобно кривила Губы.
– Тем не менее, – продолжал я. – Вопрос, который ты на самим деле хотела задать, состоит в другом. Тебя терзает вопрос – имелись ли у меня с Алисой отношения, которые…
Я задумался, подыскивая эвфемизм к слову «спать вместе». Я никогда не употребляю столь вульгарных выражений.
– Отношения, – нашел я, – которые выходят за рамки обычных отношений и потому называются отношениями.
Франсуаз мрачно произнесла:
– То есть сколько раз ты ее оттрахал?
Я уже давно перестал давиться круассанами, когда Френки демонстрирует передо мной непосредственность невоспитанности. Тем не менее, я счел необходимым строго посмотреть на девушку и покачать пальцем.