Дарующая жизнь
Шрифт:
– Отъедем подальше, – сказал я. – Когда стемнеет, вернемся. Сдается мне, скучать он будет не по моей компании, а по твоему острому клинку. Боится чего-то, но чужаку ни за что не расскажет.
– Может, стоило все же остаться в лагере? – неуверенно спросила Френки.
– Я думал об этом. Не знаю. Застрять в центре каравана, среди палаток, телег, стреноженных тарантулов. Если что-то на самом деле случится, мы подставимся под самый удар, а паника вокруг не даст нам ничего сделать. Да и сам купец…
Я полуразвел
– Ты сама видела – на его лице было почти написано «слава богу, что от чужаков избавился». Он ведь мог предложить тебе деньги за охрану. Торговцы так часто делают, Нет, Френки – в чужой монастырь мы не полезем, тем более с богохульными выкриками. Да и чего здесь бояться, возле Святого Града?
– Расскажи мне о Созидателях Храмов, – попросила девушка.
Франсуаз устроилась прямо в высокой траве, подложив под голову руки.
– Это одна из самых древних школ магии, не ведомая в других краях. Созидатели умеют создавать вещи усилием воли. Это может быть что угодно – телега, стол, табакерка. Или же меч.
– Но они делают только храмы?
– Да, таковы их правила. Они установлены много веков назад, чтобы никто из чародеев города не впал в искушение и не стал создавать оружие.
Франсуаз повертела в руках венчик травинки и надломила ее.
– Твой друг – тот, которому ты везешь посылку, тоже волшебник?
– Нет. Как, впрочем, и многие другие жители города. Здесь царят мир и покой. Это привлекает поселенцев со всех краев света.
Громкий, раздирающий душу крик раздался со стороны лагеря.
Девушка выпрямилась; в ее руке сверкал меч. Доля мгновения – и она уже исчезла. Я слышал, как демонесса бежит через заросли, туда, где расположились на ночлег караванщики.
– Мир и покой, – пробормотал я. – Кто меня за, язык тянул.
2
Серп луны завис высоко в небе, подобный топору палача, готовому обрушиться на шею беспомощной жертвы.
Я выбежал на дорогу и остановился.
Нет.
Смерть уже побывала здесь.
И ушла.
Франсуаз стояла, широко расставив ноги, лезвие меча сверкало перед ее лицом.
Лагерь торговцев грудился темной кучей повозок. Нигде не горело огней, и это показалось мне странным.
Было тихо.
Так тихо, что я слышал, как бьется сердце у Франсуаз.
Я возблагодарил судьбу за то, что не остался ночевать там, внутри.
Надо было подойти ближе.
Один шаг.
Второй.
Новый крик, в сто раз страшнее предыдущего, вспорол тишину, заставил меня замереть на месте. Шум бегущих шагов вдруг послышался повсюду среди палаток. Люди вопили, плакали и молились на десятке известных мне языков.
В лагере по-прежнему оставалось темно.
Крик перешел в затяжной стон, столь чудовищный, что ужасней его могла быть лишь сама темнота. Казалось, это воет душа умирающего, последней хваткой цепляясь за почти мертвое уже тело.
Громко мычали и выли ездовые тарантулы.
Глаза Франсуаз вспыхнули ярким огнем. Девушка выбросила руку вперед, и из ее пальца вырвался сноп пламени. Он обрушился на ближайший из факелов и зажег его.
Свет озарил перепуганные лица. Люди замерли, словно застали их не в минуту опасности, когда все равны и смерд чета королю, а за чем-то порочным и богохульным.
Я воздел руки к небу – и там, высоко над нами, засияла яркая звезда, заливая все ровным, голубоватым светом.
Я не делал этого раньше, потому что не знал, не станет ли от этого хуже. Франсуаз, как обычно, решила все за меня.
Крик стих.
Девушка решительно направилась вперед, раскидывая тюки и сложенную на ночь упряжь, что попадались ей на пути. Те разлетались, словно ничего не весили. Ни один человек не осмелился заступить дорогу демонессе.
Франсуаз остановилась в центре лагеря.
Люди прятались от яркого света, словно были та не существа из плоти и крови, а упыри, в чьих жилах течет лишь полузастывший гной. Ни одного голоса не было слышно, ни одного стона.
– Что здесь происходит? – требовательным тоном спросила девушка.
Я подошел к ней сзади.
На пыльной земле я мог разглядеть следы ног – бегущих ног. Мчаться так быстро может заставить лишь дыхание смерти. А еще я увидел кровь. Много крови.
Навстречу нам вышел караванщик. На нем неряшливо была нацеплена ночная рубашка. Она свисала почти до самых ног.
– Что случилось, друзья мои? – спросил он.
Если он и хотел сыграть роль человека, который только что проснулся, то его голос не стал в этом участвовать. Губы его дрожали, как больной желтой лихорадкой.
Он оборотился к своим товарищам.
Ночная рубашка, наброшенная в спешке и едва застегнутая, на мгновение распахнулась. Под нею купец был полностью одет.
На поясе его висел кривой нож.
Он поднял глаза.
– В небе зажглась звезда… О чудо! Слава Небесным Богам.
Франсуаз смерила его взглядом. Так мясник глядит на тушу, прикидывая, сколько бифштексов из нее выйдет.
– Что здесь происходит? – повторила она.
Нижняя губа караванщика подвернулась, словно блинчик, готовый опуститься в сметану. Купец едва не заплакал. Он постарался улыбнуться как можно шире и отвечал:
– Не знаю, сударыня. Нас разбудил яркий свет, полившийся с неба.
Он оглядел собравшихся в тщетной надежде, что кто-то поддержит его историю. Все молчали. Франсуаз изогнула кончик чувственных губ.
– Вижу, с небес лился не только свет, – сказала она, ткнув кончиком меча в лужи крови, медленно растекающиеся и уходящие в пыль.