Дары и анафемы

Кураев Андрей

Путь исцеления состоит в том, что Христос в Себе, в Своей Божественной Личности исцелил воспринятую Им человеческую природу и её, уже исцелённую, подаёт нам в Причастии, чтобы через исцеление самой природы исцелить личность каждого из нас.

Там, где эта новая человеческая природа живёт — там Тело Христа, там Церковь. Именно бытие Церкви как Тела Христова Павел называет тайной, сокрытой от веков и родов, ныне же открытой святым его, тайной — которая есть Христос в вас (Кол. 1, 26-27).

Поэтому и нет спасения от мира падшего космоса вне Церкви Христовой. Там, где нет Причастия — там нет НОВОЙ Реальности Нового Завета. Там нет причастия Вечной Жизни. Там по-прежнему «смерть и время царят на Земле»…

Христиане приглашают: «Придите и вкусите»… А нас называют «нетерпимыми». За то,

что мы хотим передать людям великий Дар Христов — нас честят «жестокими». За то, что мы возвещаем НОВЫЙ Завет — нас именуют «отсталыми». За то, что мы призываем продумать и понять Откровение Божие — нас обзывают «бездумными фанатиками».

Мы говорим о возможности спасения во Христе — а нас за это называют «несправедливыми». «Где справедливость? — Справедливость требовала бы, чтобы вся человеческая порода была обречена на гибель, так как она вся, как massa perdutionis, заслуживает её; если же Богу в его неисповедимой милости угодно было добрую часть её, по собственному выбору спасти и удостоить высшего блаженства, то кто осмелится видеть тут нарушение справедливости?» [358] . «Язычников возмущала проповедь об аде для них. „Слыша такие речи, язычники спрашивали: „за что? Чем мы так худы, и чем вы лучше нас?“. Они не могли понять, что христианское учение считает гибнущих не за худших, а прежде всего за несчастных, а христиан — не за лучших, а прежде всего — за помилованных и облагодатствованных“ [359] .

358

Зелинский Ф. Ф. Соперники христианства. Спб., 1995, с. 367.

359

Мелиоранский Б. М. Из лекций по истории и вероучению Древней христианской Церкви (I-VIII в.). Вып. 1. Спб., 1910, с. 66.

Спасение в Церкви есть — приидите. А вне Церкви… Ещё в iii веке священномучеником Киприаном Карфагенским сказано: «Кому Церковь не Мать — тому Бог не Отец». И нехристиане с этим были согласны: и в самом деле для тех, кто живёт вне христианства, Бог — не Отец. Он — «Владыка», «Единая Энергия», «Карма», «Нирвана», «Божественный Принцип», «Безликий Брахмо»… И только Христос сказал: Отче, Я открыл имя Твоё человекам (Ин. 17, 5-6). Это, новое, имя Бога — Отец. И соединяемся мы с Ним в Его Сыне — во Христе через Его Тело, которое есть Церковь. В это тело мы входим через Его Вечный Дух, который исходит от Отца, а не от Космоса и почивает в Сыне, а не в «астрале». Христос дал нам не только право обращаться к Богу — «Отец»; Он дал нам Духа, Которого мир не может принять (Ин. 14, 17).

Мир за это очень обиделся на Христа и на христиан. Обиделся ещё при жизни Христа. И даже две тысячи лет спустя после Его казни так и не простил Христу: ясности Его свидетельства о том, что Путь Спасения — один.

За что распяли Христа? — Ну, в частности, за это: Все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники, но овцы не послушали их. Я есмь дверь: кто войдёт Мною, тот спасётся (Ин. 10, 8-9) [360] .

А вот ещё то слово Христово, которое так не любят сейчас вспоминать: Думаете ли вы, что Я пришёл дать мир на земле? Нет, говорю вам, — но разделение (Лк. 12, 51) [361] . «Истинное Слово, когда пришло, показало, что не все мнения и не все учения хороши, но одни худы, а другие хороши» — спустя сто лет сказал мученик Иустин Философ, до встречи с христианством прошедший искус языческими мистериями и философиями [362] . Иустин философ стал Иустином мучеником. Его казнили — как и его учителя священномученика Поликарпа епископа Смирнского. Казнили за то, что не оказывал почтения к языческим практикам и доктринам.

360

Кого имеет в виду Христос? Кого овцы не послушали и тем самым проявили рассудительность и духовную трезвость? Не следует ли из Его слов, что тот религиозный проповедник,

чей голос слушают, уже тем самым не есть вор и разбойник? Но тогда получается, что гнев Христа направлен против тех людей, у которых и так нет никакого авторитета, которых и так никто не слушал. А если «вора и разбойника» и так не слушают — то стоит ли против него говорить? Значит, все сложнее: есть таки проповедники, за которыми люди идут — вопреки воле Христа… Не есть ли «овца» этой притчи последняя сердечная глубина, к которой допускает только «привратник», опознавший зов Господа? Только Бог, создавший человека, — знает ключ к его последней сердечной глубине. Все остальные подчиняют себе человеческую волю разбойничьим способом, — не благодатью, но человеческими средствами: медитациями и философскими рассуждениями, тварными чудесами, магией, авторитетом, силой оружия…

361

Комментарий Владимира Соловьёва: «Он пришёл принести на землю истину, а она, как и добро, прежде всего разделяет» (Соловьёв В. С. Три разговора. С. 710).

362

Св. Иустин Философ. Апология 1 // Ранние Отцы Церкви. — Брюссель, 1988. С. 354.

И до сих пор языческий мир, мир «улучшателей» и «прогрессистов», не разглядевших Нового Завета, требует от нас: Ну, скажите нам, что мы тоже спасёмся. — Да, спасётесь. Если придёте ко Христу, если примете Евангелие целиком, а не кусочками. Если расслышите Его обращение: «Покайтесь… Приимите… Сия есть Кровь Моя, за вас и за многих изливаемая во оставление грехов…».

ГРЕХ БЕЗ ПРОЩЕНИЯ

Одна из самых поражающих строк Евангелия — “Всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам. Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сём веке, ни в будущем” (Мф. 12,31-32).

Отчего столь жёсткое предупреждение? Неужели у разных личностей в Троице разные характеры, и Дух более обидчив, чем Сын? Почему столь резкое исключение? Оказывается, тот, знакомый нам по “Братьям Карамазовым”, мерзавец, который бросил крепостную девочку на корм собакам, может быть прощён, а человек, сказавший лишь одно слово, не имеет уже никакой надежды?

С точки зрения нравственной подобное суждение не может быть понято. Означает ли это, что Христос проповедовал безнравственные вещи? Очевидно, что нет. Значит, надо искать иную перспективу, в которой слова Христа обретают свой смысл. Если этой перспективой не может быть моралистика, значит, речь идёт о религии.

Да, потребности и мерки этики и религии не всегда совпадают. Как не всегда совпадают правила хорошего тона и правила поведения спасателя. Нехорошо мужчине класть руку на грудь незнакомой женщине и, не спросив её позволения, касаться своими губами её уст. Но будем ли мы с этих позиций оценивать спасателя, который делает искусственное дыхание потерявшей сознание горе-пловчихе? Будем ли мы звать милицию, чтобы она остановила хулигана?

Вот также и та трудность, к разрешению которой направлена Священная история, — это трудность религиозная, а не нравственная. Главная проблема человечества не в том, что оно склонно забывать нравственные прописи. Самая страшная неудача человечества, как она осознается религиозной мыслью — это то, что мы смертны.

Наверно, все религиозные мыслители согласятся со словами апостола Павла: “Господь — един имеющий бессмертие” (1 Тим. 6,16). Все остальное имеет жизнь лишь по причастию к Богу. Источник бессмертной жизни один. Туда, куда добрызжут капли той струи бытия, что бьёт из этого Источника, там тоже будет жизнь. Но что же будет с теми, кто отворачивает своё лицо от этих капель? Если Бог есть жизнь, а человек отвернёт от Него лицо — куда же будет устремлён его взор? В пустоту. Помните, в «Гамлете»— “Ты повернул глаза зрачками в душу, а там сплошные пятна черноты”?…

Всем нам знакома та боль, что возникает при резком перепаде высоты и, соответственно, давления. Бог создал нас для Себя, для жизни в Вечности. Поэтому Он насытил нас таким богатством жизни, чтобы мы чувствовали себя хорошо, будучи окружёнными Вечной Жизнью. Но мы отпали в пустоту, в разреженные слои бытия. И эта пустота начала отсасывать из нас давление, ставшее избыточным. От этого перепада начались наши боли. Мы начали разрываться изнутри. Другие существа в мире не были созданы для Вечности, и потому мера их боли в нашем мире несравнима с человеческой.