Шрифт:
Дирдайле
Кеннет Бреннон не был красавцем в привычном смысле этого слова. Лицо – скуластое, с широко расставленными серыми глазами, тяжелым квадратным подбородком и длинным прямым носом; волосы – светло-рыжие, взъерошенные, как мокрые перья, хотя недельная щетина была скорее золотистой, а брови – светло-каштановыми. В Риаде, где капитан родился, разноцветные брови, волосы и борода считались признаком особой удачливости – и как раз на удачу капитан пожаловаться не мог.
Бреннон
– Сэр! Дорогой сэр!
Хотя он обратился к капитану на дейрском, Бреннон решил сделать скидку на невежество местных и сказал:
– М-да?
Старик, одетый в изношенный длинный балахон, запустил в бороду обе руки и тяжело дышал. Капитан Бреннон молча ждал, похлопывая по широкой ладони стопкой подорожных листов и товарных накладных.
– Сэр… Это… возьмите… это вам.
Кеннет в изумлении уставился на туго набитый кошелек, который старец выудил откуда-то из-под бороды.
– Мне?
– Мало? – испугался старик.
– Нет, – ответил капитан брига «Аберрейн». – Непонятно.
– Вы берете грузы на борт? – торопливо спросил старик, все еще пытаясь всунуть в руки Кеннета кошелек.
– По товарной накладной, пассажирской подорожной или почтовому ордеру.
– А… э… и больше никак? – с робкой надеждой пробормотал собеседник.
– Контрабандой не занимаюсь, – отрезал Бреннон. Это была неправда. Но старик не вызывал у него доверия.
– Это не контрабанда! Я заплачу! Я… клянусь…
– Пассажиров беру с багажом, – буркнул Кеннет, вновь поворачиваясь к проплывающим вверх по трапу сундукам и тюкам.
– Ну тогда считайте ее пассажиркой, – решился старец. Когда капитан снова оглянулся на чудного старика, то с немалым удивлением увидел, как этот тощий сухарь тащит к нему длинный ящик, сильно смахивающий на гроб.
– Это что?
– Пассажирка, – ответил старик, утирая пот со лба.
– Отец, – сурово сказал Бреннон, – не смешно уже.
– Это не шутка! Сэр! – взмолился старик. – Я заплачу… только никаких накладных написать не смогу…
– Да почему же, черт подери?!
– Потому что вы должны будете выбросить ее за борт, когда пройдете до середины моря Дессен.
Когда капитан достаточно пришел в себя для внятного ответа, двужильный старец подволок ящик почти к самым ногам Бреннона. Ящичек был, к слову, весьма внушителен: шесть футов в длину и три в высоту. На темном дереве мягко светились головки гвоздей – то ли посеребренные, то ли на самом деле серебряные.
– И что, она там? – наконец спросил Кеннет. Старик кивнул. – А похоронить не пробовали?
Старик помотал бородой. Бреннон пристально смотрел на него, выискивая признаки помешательства. Мелькнула мысль насчет портовой полиции. Правда, быстро исчезла – в тюках с шерстью в трюме «Аберрейн» были контрабандные ружья, пули и порох для подполья.
– Нет, – сказал капитан. В глазах старика появилось отчаяние.
– Прошу вас… там моя жена…
– Жена?!
– Покойная, – торопливо добавил старик, осеняя себя крестным знамением. Кеннет моргнул. Происходящее уже совсем вышло за рамки здравого смысла.
– Я не могу понять, чего вы от меня хотите?
– Похороните ее, – прошептал старик. – Она так хотела, чтобы ее похоронили в море…
Бреннон устало провел рукой по лбу.
– Отец, у меня не похоронная контора, и…
– Но, сэр, прошу вас! Я заплачу! Я не могу… это было ее последнее желание… разве я могу…
Капитан присел на корточки, чтобы лучше рассмотреть ящик. Добротный, хорошо заколоченный гроб не из дешевых. На крышке вырезано распятие. Все как полагается. Смущали только гвозди. Бреннон провел пальцем по головке ближайшего гвоздя.
– Серебро?
– Да.
– Зачем?
– Сэр, это ведь для моей жены. Чтобы красиво.
Капитан поднялся.
– Сколько?
– Сто тридцать шесть крон золотом, – застенчиво пробормотал старик, снова протягивая ему кошель.
– У меня на борту есть священник. Пассажир. Придется заплатить…
– О, не волнуйтесь, сэр. Все необходимое уже сделано, осталось лишь предать… ее… – Голос старца дрогнул.
– Ну ладно. Предадим в лучшем виде, – хмыкнул Бреннон, взвесив в ладони кошелек. Осталось пересчитать деньги и затащить ящик – тьфу, гроб! – в трюм ночью, когда пассажиры разбредутся по каютам. Кеннет понимал, что наличие в трюме гроба едва ли их осчастливит. Меньше знают – крепче спят.
В каюту Кеннета заскреблись, когда он заполнял судовой журнал.
– Чего надо? – отозвался Бреннон, досадуя на фонарь, со скрипом качающийся в такт движению «Аберрейн». Надо бы привинтить лампу к столу.
– Санкт-Себастьян прошли, – отозвался Ян из-за двери. – Просили напомнить.
Капитан отложил карандаш и бросил взгляд в иллюминатор.
– Свистни сюда Фрэнка и Дрейка.
– Хорошо, кэп.
Кеннет задумчиво потер щетинистую щеку. Гвозди – вот что не давало ему покоя. Зачем заколачивать гроб любимой жены серебряными гвоздями? Оно красиво, конечно, кто же спорит, но…
«А ты, старушка, ничего не чуешь?»
«Аберрейн» сердито поскрипела переборками. Она вообще не жаловала покойников и к гробу в трюме отнеслась настороженно. Кеннет побарабанил пальцами по столу. Он чувствовал, что «Аберрейн» категорически не понравился этот груз, хотя, в общем, это личное дело каждого, как хоронить своих жен, но черт побери, гвозди-то зачем серебряные?!
Правда, можно вскрыть гроб. Все равно ведь потом за борт.
Бреннон поморщился. За тридцать шесть лет он повидал всякое. Но топить в море гроб с любимой женой? Капитан снова придвинул к себе журнал и вгрызся в сухарь, который остался от ужина. В Кеннете зрело желание вскрыть к чертям этот ящик, обнаружить труп и успокоиться. Тем более что пассажиры – в основном люди тихие, из небогатых, – с наступлением темноты забились в каюты, никто не помешает. До Шеллингхерста еще двое суток в пути, но чем раньше они разберутся с гробом, тем лучше.