Дары Матери
Шрифт:
Глава 3
Египет, Кена.
На следующий день.
Ахмед оказался пожилым мужчиной лет шестидесяти, низкого роста с густой черной бородой. На голове у него была куфия (платок белого цвета), который удерживал икаль (шерстяной шнур), а одет он был в белую галабею (халат) «в пол» с длинными рукавами.
Мужчина встретил Жоржа с распростертыми объятьями, очень радушно, как старого друга.
– Как ты доехал, Жорж? – спросил араб на родном языке. После крепкого рукопожатия, он обнял молодого человека и похлопал по спине. Затем отступил в сторону, уступая дорогу и слегка подталкивая гостя за спину, приглашая, таким образом, в дом.
– Замечательно, –
Француз вошёл в дом и оказался в просторной шикарной гостиной. На ярко красных стенах красовались необычайной красоты картины в золотых оправах. Обилие текстиля не только на окнах, но и на стенах, разноцветные мягкие подушки на огромном диване бело-серебристого цвета, ковёр с красивейшим орнаментом на полу, позолоченные аксессуары и изделия из дорогих материалов ручной работы, всё просто кричало о богатстве хозяина. Освещение в комнате исходило от торшеров и бра на стене, хотя на потолке красовалась огромная люстра из хрусталя. Гостиная была объединена с кухней. Зону гостиной и кухни разделял массивный деревянный резной стол с изысканными стульями, драпированными той же тканью, что и диван. Во всём чувствовалась роскошь и арабский колорит.
– Да, – добродушно рассмеялся Ахмед. – Это благодаря твоему дяде, между прочим!
– Правда? Как же так? – искренне удивился Жорж, присаживаясь на мягкий диван, до которого его любезно проводил хозяин. Он ещё раз осмотрелся и скептически усмехнулся: «А я чуть было не подумал, что из-за вычурного богатства».
Сам же хозяин направился к обеденному столу. На серебряном подносе там стоял высокий керамический кувшин ручной работы, украшенный восточными узорами. Он налил из него воду в стоящий там же и в таком же стиле стакан и вернулся к гостю.
Жорж с благодарностью принял протянутую ему кружку и, отпив немного воды, поставил её на придиванный небольшой столик.
– Когда мы познакомились с твоим дядей, я руководил некоторыми раскопки, – начал свой рассказ араб, по-хозяйски раскинувшись на диване, – но, к сожалению, так и не удавалось найти что-то действительно ценное для истории и науки. Затем мне сообщили, что мою группу расформировывают и перекидывают на разные объекты, где работали археологи из других стран, для обмена опытом, как любят говорить. Я был крайне возмущён и отказывался принимать тот факт, что человек из Залива может знать о моей стране больше, чем я. Чужестранец будет учить меня?! – Старик говорил с такой страстью, что легко можно было представить, как было задето его самолюбие в то время. Он немного помолчал и продолжил уже мягким спокойным голосом: – Я был молод, меня душили зависть и амбиции. Но денег итак практически не платили, а мне нужно было кормить семью, жену и троих детей, поэтому делать было нечего, пришлось смириться. Так я познакомился с твоим дядей. И всё изменилось! Я до сих пор несказанно благодарен Аллаху, – при этих словах Ахмед воздел руки кверху, – за то, что он дал мне возможность познакомиться и даже подружиться с таким прекрасным, удивительным человеком. Он действительно, казалось, знал всё! Упрямый, своенравный, никогда никого не слушал, делал только то, что сам считал нужным. Пока одни безуспешно копали в одном месте, мы с ним совершенно в других местах совершали удивительные открытия. Он как будто чувствовал, где нужно искать. Однажды впоследствии раскопок он нашел одну очень старинную вещь – деревянный ларец, выдающееся художественное произведение древнеегипетского прикладного искусства. Ларец был покрыт тонким слоем золота и весь расписан военными сценами. Я в тот день был занят на соседнем участке и поэтому к его находке не имел никакого отношения. Но когда мы привезли ларец в департамент, твой дядя сказал, что это я его нашел. Я не понимал, зачем он это делает, а на мои попытки открыть правду, Филипп лишь резко отдёргивал меня и говорил «Поверь, так лучше!». – Ахмед даже попробовал изобразить голос Филиппа. Получилось забавно, и Жорж улыбнулся, ведь он практически не помнил дядю. – Потом было ещё много подобных случаев. В итоге я стал знаменит, и почитаем в своей стране. Вскоре мне предложили повышение и значительно увеличили зарплату, благополучие моей семьи улучшилось, и вот
– Настало? – Эхом отозвался молодой человек. Последние слова заставили его напрячься.
Старик поднялся с дивана и подошёл к невысокому стеллажу с книгами. Взял оттуда статуэтку, вернулся к Жоржу и протянул ему.
Француз взял её, внимательно разглядывая. Это была фаянсовая фигурка сидячей женщины со страусиным пером на голове, стекловидное покрытие голубого цвета придавало ей неповторимый блеск. Египтяне верили, что фаянс отражает свет бессмертия и наделён силой возрождения, а изделия считались волшебными, наполненными неумирающим мерцанием солнца, поэтому так и называли фаянс – «тьехенет» – сияние вечности.
– Маат? – Жорж непонимающе посмотрел на араба. – И что это значит?
– В день, когда мы нашли эту фигурку, я в последний раз видел Филиппа, – печально проговорил Ахмед и снова присел на диван. – Пожалуй, лучше начать с самого начала. Задолго до этого мы проводили раскопки в фиванском некрополе. Основные работы были запланированы в Долине Царей, но Филипп собрал небольшую группу и начал работать в некрополе Дэйр эль-Бахри. Он наткнулся на странную и удивительную гробницу. На стенах склепа не было никаких росписей, содержащих рассказы об образе жизни покойного или разные ритуальные сцены. Также не было там ничего из того, что обычно клали с собой при погребении: ни каноп, ни ушебти, ни драгоценностей. Ничего! Только саркофаг. Простой, деревянный. Но странным опять же было то, что внутри саркофага был полностью разложившийся труп, не бальзамированная мумия, а в руке был зажат деревянный короб, в котором лежал прекрасно сохранившийся свиток. Коллеги тогда сделали вывод, что покойный при жизни был писарем, но Филипп с этим мнением был не согласен. Он начал работать над свитком. И вот, за неделю до смерти, Филипп позвонил мне. Мы встретились снова у той гробницы. Таким взволнованным я его никогда не видел. В свитке Филипп нашёл указание на что-то сокрытое в склепе. И мы действительно нашли! – Ахмед кивнул на статуэтку. – Я обнаружил её совершенно случайно, она была замурована в потолке гробницы. Филипп до последнего был убеждён, что этот свиток особенный, что он таит в себе неразгаданные тайны, которые приведут к великим открытиям. Конечно, это всего лишь предположения. Но я верю, что разгадав тайну свитка, можно обнаружить действительно нечто очень ценное. – Араб замолчал, погрузившись в свои мысли.
Жорж слушал Ахмеда, задумчиво рассматривая древнеегипетскую логографию (иероглифы) на статуэтке. Аккуратно выцарапанные пиктограммы, как будто ювелир работал над ними, сложились у Жоржа в голове в читаемый текст.
– «Истина во мне стоит лишь узреть», – перевел он прочитанное.
– Филипп неспроста гордился тобой! – с благоговением воскликнул Ахмед. – Он неустанно хвастался тем, какой умный и способный ученик у него растёт! И, впрочем, как всегда, не ошибся!
– Спасибо, – озадаченно, без всякого энтузиазма, протянул Жорж, продолжая изучать фигурку и повторять шёпотом прочитанный текст, как будто ждал, что ему вот-вот откроется тайный смысл прочитанного. – Я всё равно не понимаю, что это означает. Думаю, без свитка здесь не обойтись. Скорее всего, там есть более ценная информация.
– Ах, да! – всплеснул реками Ахмед, быстро вскочил с дивана и направился в соседнюю комнату. Вернулся с маленьким деревянным коробом параллелепипедной формы и протянул Жоржу. – Вот, держи.
Молодой человек ошеломлённо взял короб.
– Ничего себе! И свиток, и статуэтка у вас. Как так?
– Филипп жутко злился, что приходится много времени тратить на оформление разных разрешений для перевозки артефактов через границу, поэтому оставил их у меня. Он собирался решить некоторые вопросы у себя на родине и сразу же вернуться сюда, чтобы продолжить исследования, – снова тень печали легла на смуглое лицо араба, – но… так и не смог.
– В министерстве знали и о свитке, и, скорее всего, дядя сообщил им о статуэтке. Так почему артефакты не забрали у вас? – Жорж подозрительно смотрел на Ахмеда. Ему казалось очень странным, хранить двадцать лет манускрипт, который может таить в себе ценные сведения. Что-то здесь не клеилось. – Почему вы не отдали их в департамент?