Дары волхвов. Истории накануне чуда (сборник)
Шрифт:
Теперь Скрудж был не один: рядом с ним сидела молодая красивая девушка в трауре, и слезы в ее глазах отсвечивали Скруджу былым сочельником, озаренным сиянием призрака.
– Нет нужды, – говорила она тихим голосом, – нет нужды, вам по крайней мере! Другая страсть заменила вашу, перед другим идолом преклонилась ваша душа.
– Перед каким это идолом? – спросил Скрудж.
– Перед золотым тельцом.
– И вот людская справедливость! – вскрикнул он. – Ничего люди так жестоко не преследуют, как бедность, и ни против чего так не ожесточаются, как против желания разбогатеть.
– Вы
– Так что же? Положим, что я умнею с годами… Для вас-то я все тот же!
Она покачала головой.
– Разве я изменился?
– У нас давнишние обязательства… Скрепили мы их, бедняги, оба довольные убогим жребием, и оба выжидали случая устроиться. Вы очень изменились с тех пор…
– Да ведь я тогда был ребенком, – нетерпеливо заметил Скрудж.
– Ну а теперь вас тяготят наши прежние обязательства?
– Я этого не говорил, – опять заметил Скрудж.
– Не говорили, но показывали. А если бы я вас освободила от вашего слова, предложили ли бы вы мне свою руку, как прежде?
Скрудж хотел было ответить, но она продолжала:
– Вы поступили бы плохо, женившись на мне, потому что скоро бы раскаялись и с радостью ждали бы дня нашей несомненной разлуки.
Вот что сказала она и исчезла.
– Дух! – начал Скрудж. – Нельзя ли мне ничего такого не показывать? Отведите меня домой… что вам за охота меня мучить?
– Еще одна тень! – крикнул призрак.
– Ой, нет, нет!.. – завопил Скрудж. – Не показывайте мне ничего такого…
Но неумолимый призрак сжал его в своих крепких объятиях и насильно заставил вглядываться в былое.
Мигом перенеслись они в иное место, и иной вид поразил их взгляды. Увидели они небольшую, не роскошную, но приятную и удобную комнату. У жарко разведенного зимнего комелька сидела хорошенькая молодая девушка, до того похожая на первую, что Скрудж сбился было с толку. Но скоро увидел он и свою первую знакомую, уже мать семейства, окруженную, не считая старшей дочери, целой ватагой детей. Нельзя даже и приблизительно представить себе, какой был шум и гам, поднятый ребятишками. Так и напоминали они старую сказку о сорока молчаливых детях, только наоборот: каждый из них сошел бы один за сорок.
И вдруг все смолкло…
С громом распахнулась входная дверь, и вошел сам отец семейства – с игрушками… Вмиг были они расхватаны, и вмиг вся ватага скрылась в своей комнате. Освободившийся счастливый отец уселся между женой и дочерью. Тогда-то понял Скрудж значение великих слов отца и мужа и понял все, что он потерял в жизни. Отер он глаза…
– Белла, – сказал муж, – видел я сегодня вечером твоего старого-старого друга…
– Неужели Скруджа?
– Его. Шел мимо конторы, увидел свет, заглянул в окно, один, как всегда… Говорят, его подручный умирает.
– Дух! – прошептал, задыхаясь, Скрудж. – Увели бы вы меня отсюда…
– Я вам обещал, – сказал дух, – показать тени прошлого, не пеняйте на меня, если былое было…
– Уведите меня, – говорил Скрудж. – Не могу я больше переносить этого зрелища!..
Взглянул он на духа, увидел, что по непонятному стечению обстоятельств может рассмотреть он на его лице все былые, знакомые ему лица, – увидел и бросился на него.
– Отстань от меня! Оставь меня! Перестань меня мучить! – кричал он.
Среди возникшей борьбы, если можно употребить слово «борьба» (потому что дух и пальцем не пошевелил), Скрудж заметил, что сияние над головой его противника разгоралось больше и больше.
Поняв, насколько сильно нынче влияет на него дух, Скрудж ухватился обеими руками за известную читателям воронку-гасильник и нежданно нахлобучил ее на призрака. Тот и присел, на сколько хватило воронки.
Но тщетно налегал Скрудж всем телом на этот гасильник: сквозь его металлические стенки все равно пробивались яркие лучи и рассыпались по полу. Скруджа давно уже клонило ко сну; он сделал последнее усилие изнеможенной рукой – надавил гасильник и упал на свою постель, настолько сонный, что можно было счесть его и мертвым…
Третья строфа
Второй
Разбуженный чьим-то богатырским храпом, Скрудж приподнялся на постели и не стал задавать вслух вопрос: «Который час?» Сердцем он почуял: был именно час! Вспомнил Скрудж очень ясно вещие слова Мэрли, и пробежала у него дрожь от головы до пяток, когда кто-то отдернул у него занавески прямо с лицевой стороны кровати…
Не угодно ли, господа вольнодумцы, полежать минутку-другую под одной простыней с досточтимым мистером Скруджем?
Никто не отдергивал занавесок, но из ближайшей комнаты врывался во все скважины какой-то фантастический свет, и Скрудж начал раздумывать: нет ли и в самом деле кого-нибудь там, рядом? Разумеется, так и оказалось: его кто-то даже и позвал. Отворил он дверь на голос, в ближайшую комнату, вошел со свечкой и увидел…
Увидел он свою собственную гостиную, но значительно измененную. Стены и потолок были затканы сеткой зелени и красовались алыми ягодами, словно в гостиной целая роща поднялась за вечер…
В листочках остролиста, омелы и плюща свет отражался и играл, как в мириадах маленьких зеркал. В камине трещал и пылал огонь, да такой, что такого огня никогда, ни в одну зиму, даже и не подозревал тощий холодеющий комелек «Скруджа и Мэрли». На полу лежали высокой кучей на чем-то вроде огромного подиума: индейки, гуси, всякая дичь и живность, самое разное мясо – поросята, окорока, аршинные сосиски, колбасы, пирожки с фаршем, пудинги, бочонки с устрицами, печеные каштаны, румяные яблоки, сочные апельсины и груши, громадные «крещенские» пироги – и за всем за этим полные аромата чаши с пуншем… Веселый великан «на показ» заседал, потягиваясь, на диване; в руке у него было что-то похожее на рог изобилия, и он его приподнял, когда Скрудж заглянул в полуоткрытую дверь.