Дарю тебе небо – Любовь Ласточки
Шрифт:
У Людмилы была сдвоенная коляска, так как, к их с мужем невыразимой радости, пополнение в семье получилось грандиозным – в назначенный день и час на свет появились очаровательные девочки-близнецы, которых на первый взгляд невозможно было отличить друг от друга. Лишь какое-то время спустя счастливые родители девочек заметили разницу, заключавшуюся в месте расположения на лицах новорождённых характерной родинки – у одной из дочерей – той, что появилась на свет пятью минутами раньше своей сестры, родинка красовалась на левой щеке, а у другой – на правой. Старшую девочку решено было назвать
– Удивительно, насколько у нас с тобой всё похоже, – сказала как-то Людмила Марине, пока они везли свои коляски по залитому весенним солнцем тротуару. – Даже имена нашим детям и вы с Вячеславом, и мы с Валерием подобрали с особым смыслом.
– Да, – согласилась Марина. – Я вот хочу следующего нашего сына, если Бог нам со Славой его подарит, Владиславом назвать. А этот, значит, Станислав, будущий жених твоей старшенькой. Кто там у нас родился на пять минут раньше? Лидия? – она шутливо подмигнула подруге и осторожно взяла маленького Стаса на руки. – Ну что, сынок, полетели?
– Мне кажется, Лида не возражает, да, дочунь? – ласково взглянув на девчушку с родинкой на левой щеке, с радостью поддержала игру Людмила. – А Ладусю мы прибережём для Владислава.
– Мы не против, – охотно отозвалась Марина. – Как только он родится, так сразу.
Она мягко опустила сына в коляску и бережно подоткнула ему по бокам одеяльце.
Как-то разговор подруг зашёл о любительских рисунках Марины, и Людмила, заинтересовавшись, попросила показать ей несколько эскизов.
Когда Марина, придирчиво пересмотрев все свои работы, отобрала три-четыре наиболее удавшихся, на её взгляд, рисунка и принесла их на суд подруги, та, после долгого внимательного изучения содержимого Марининой папки, подняла просиявший смесью непонятных чувств взгляд.
– Ты утверждаешь, что нигде этому не училась? – в голосе Людмилы звучало явное сомнение.
– Только по пособиям для самоучек, – ответила Марина. – Ну, что скажешь? Тебе не нравится? – она явно ждала вердикта образованной подруги.
– В некоторых нюансах ещё угадывается рука художника-любителя, – Людмила во всех своих суждениях старалась быть объективной и честной до конца. – Но это заметно только при очень пристальном рассмотрении. Что же касается замыслов твоих рисунков – по крайней мере тех, что я вижу, а также своеобразной самобытной манеры, в которой выполнены эти работы – Мариш, это грандиозно!
Лицо Марины просияло:
– Тебе правда понравилось?
– Понравилось – не то слово! Тебе бы подучиться немного у профессиональных художников, ну или на худой конец у среднестатистического архитектора вроде меня, имеющего в зубах диплом, а за плечами – какие-никакие знания. Но, Марин, правда – у меня нет и десятой доли таких идей и такой самобытности исполнения, как у тебя! Я могу только немного подкорректировать твою технику. Давай попробуем. Покажу тебе кое-какие нехитрые секреты – и – серьёзно – хоть на выставки представляй свои работы! Кстати, могу попробовать организовать выставку твоих картин. Хочешь?
Глаза Марины засветились искренним, неподдельным счастьем, но тут же погасли, сменившись выражением смирения и обречённости.
– Ой нет, Людочка, – тихо проговорила она. – Выставки не надо. Тебе, конечно, большое спасибо за столь щедрое предложение, но, как говорится, всяк сверчок знай свой шесток. А насчёт того чтобы поучиться у тебя, то я с большим удовольствием.
– Ох зря, Мариш! – Людмила сокрушённо покачала головой. – Если уж не тебе выставляться, то кому же ещё? У тебя такие оригинальные и самобытные рисунки! И темы необычные – церкви. Почему они доминируют в твоих работах?
– Не знаю, – пожала плечами Марина. – Просто нравится рисовать их, и всё.
– Мне кажется, в этом есть какой-то смысл, – задумчиво произнесла Людмила. – Быть может, пока что недосягаемый, скрытый от тебя самой. Но, по-моему, это неспроста. У тебя, Марина, особый дар. От Бога.
– От Бога у меня другой дар, – рассмеялась Марина. – Вот он! – она с нескрываемой материнской гордостью указала на коляску, где мирно посапывал Стас, которому в скором времени должно было исполниться три года. – И кажется, скоро будет ещё один.
– Да ты что? – радостно улыбнулась Людмила. – Неужто мы ждём Владислава?
– Похоже, что так, – подмигнула Марина. – Готовь там свою Ладу.
– Маринка! Здорово! – воскликнула Людмила. – Поздравляю от всей души!
– Поздравлять пока рано, – с некоторой опаской взглянув на подругу, заметила Марина. – Вдруг что пойдёт не так?
Людмила мягко взяла её за руку:
– Не выдумывай. Всё будет хорошо. Я так за тебя рада! А уж как рада Ладусенька! – она окинула нежным взглядом одну из сидящих в новой сдвоенной коляске девочек, на чьей правой щеке красовалась характерная родинка.
– Ну вот, теперь на всех твоих девчоночек женихов хватит, – улыбнулась несколько успокоенная словами подруги Марина.
Людмила стала постепенно открывать Марине технические нюансы художественного мастерства. Когда она приходила в квартиру, где жили супруги Озеровы со своим имеющимся и намечающимся потомством, подруги расставляли перед окном мольберт, раскладывали рисовальные принадлежности и сосредоточенно брались за дело.
– Марин, скажи, а почему ты избегаешь рисовать людей? – спросила однажды Людмила. – У тебя столько зарисовок природы, а также вполне законченных пейзажей и натюрмортов, но нет ни одного портрета и даже ни одного человеческого лица в отдалённой перспективе. Это что, твой фирменный стиль или тебе не нравится рисовать людские лица и фигуры?
– Не знаю, – честно ответила Марина. – Никогда над этим не задумывалась. Скорее всего, и то и другое.
– Странно, – тихо произнесла Людмила. – На самом деле изображения людей призваны оживлять картины. Без них всё должно быть как-то неестественно, неправдоподобно… А у тебя почему-то получается вполне себе естественно и правдоподобно. Вот тебе и парадокс!
– Спасибо, – ответила Марина. – От тебя это звучит как похвала. Но мне самой не нравится. Вероятно, я ещё не дозрела как художник, чтобы действительно правдиво изображать людей.