Дарю тебе велосипед

Саша выходит из школы и останавливается от радости. Вот повезло — прямо у ворот разлилось море. Ну, пусть не настоящее море, просто прошёл дождь, и осталась большая лужа. Но какая глубокая — почти как озеро. Даже, можно считать, почти океан.

— Во повезло! — кричит Саша и влетает обеими ногами в самую середину. А как

Всё в мире прекрасно. Уроки кончились, солнце пригревает макушку, ветки на старых тополях блестят, на завтра не так уж много задали. Счастливых дней сколько угодно, надо только уметь их замечать. Саша умеет — радостно скачет Саша, мысли скачут.

Эх ты, лужа-океан! Светятся точки, запятые, зигзаги, колечки, крестики, нолики — пляшут, рассыпаются. А если промчаться с большой скоростью? Вода разлетелась углом, как от какого-нибудь теплохода. Ну ладно, пусть не от теплохода — от лодки. Бьёт в берег крутая волна, ох и крутая! Ладно, ладно, пусть не крутая — а всё же волна. Маленький океан — всё равно океан. Эх, мой океанчик хорошенький! Жалко, что никто не видит. Куда все подевались-то?

— Саша! Ты что?

Ага! Вот Сашенька. Ну, конечно, Сашенька. Стоит у самой лужи, в воде отражается. Аккуратная курточка, беретик с хвостиком. А глаза у Сашеньки огромные. Замечтается Сашенька — глаза из серых становятся сиреневыми.

— Ну чего стоишь? Давай сюда! Стихия зовёт отважного моряка! Нам шторм не страшен! Мы отважные ребята, мы матросы с корабля! Мы — ну просто не знаю кто!

Саша кричит боевые песни и скачет по воде.

— Сашенька! Брось ты свой дурацкий ранец! И мешок бросай! Что с ними будет? Ничего не будет! Смотри, волны! Смотри, сверкают!

А Сашенька?

Мнётся на сухом асфальте. Не может Сашенька вот так, без оглядки, кинуться в самую океанскую глубину. Саша может, а Сашенька не может. Разные люди, разные характеры. Один человек веселится, другой тихо смотрит. Саша по-своему радуется, а Сашенька — по-своему тоже радуется.

— Во! Брызги! Они долетают до восьмого этажа! Восьмибалльный шторм! Ура!

— Ноги промочишь. Холодно становится.

Вон Саша что вытворяет. Стоит посреди лужи на одной ноге, а другую то так, то сяк повернёт.

— Сверкают мои сапоги! Рыбацкие! Моряцкие! Океанские!

Блестит мокрое зелёное голенище с зайчиками.

А Сашенька только щурится, с места не сходит. Такое удовольствие Сашеньке смотреть на Сашу. Щёки у Саши яркие, румяные, глаза горят, движения радостные, голос громкий, песни лихие.

И вдруг раздаётся крик:

— Жених и невеста! Солёное тесто! Тесто упало! Жениху попало!

Совсем другая песня.

Это их одноклассник Женька Воронин вышел из школы. Ну и шагай себе потихоньку домой, Женька. Нет, остановился, орёт, приплясывает от собственного своего ехидства. На всю улицу разоряется.

— Жених и невеста! Оба без места! Ага!

И язык показывает, и рожи корчит.

Сашенька замирает, втягивает голову в воротник курточки. Если бы асфальт был не таким прочным, Сашенька бы в ту же минуту — раз! —

А Саша?

В первую минуту даже Саша теряется.

Ты, читатель, наверное, удивился. Ты, должно быть, думал, что Саша и Сашенька — два мальчика. Один энергичный, смелый — Саша, а другой тихий, робкий — Сашенька. Но оказалось, что вовсе не два мальчика, а мальчик и девочка. Теперь всё ясно? Вот и хорошо.

А Женька Воронин — ну что с ним делать? Заладил, как попугай: «Жених! Невеста!» Нервирует людей.

Миллионы мальчиков и девочек эту зловредную глупость кричали. Ну пусть не миллионы, а уж тысячи наверняка. И всё никак к ней не привыкнет мир. Действует — кто-то вздрогнет, кто-то расстроится, кто-то смутится, кто-то разозлится.

Сашенька стоит помалкивает, ресницы вниз.

А Саша? Ну, Саша терпеть не станет. Саша не такой человек, чтобы терпеть.

— Эй, Воронин, язык без костей! — это для начала. А потом ещё. — До четвёртого класса доучился, а ума не нажил!

Тут всё дело не в самих словах, а в тоне. И по тону Женька Воронин чувствует — добра не жди. Надо отстать, Женька очень хорошо это чувствует. Но сразу отстать как-то неприлично. Как будто испугался, все так и поймут. Поэтому Женька отвечает:

— У тебя больно ума-то много, прямо склад. Всё равно жених и невеста. — И ещё больше высовывает свой язык без костей, лиловый от шариковой пасты.

Больше всего Сашу задевает этот разрисованный нахальный язык.

— Смотри, Воронин! — кричит Саша из самой середины своего океана. — Месть будет страшной!

Воронин и сам знает, что месть будет. И скорее всего она будет именно страшной. Но как уйти? Неловко как-то.

— Ха! Испугался, задрожал! — нагло отвечает Женька. — Все мои поджилки трясутся.

Саша далеко. Почему-то Саша не спешит вылезти на сушу. И Женька набрасывается на Сашеньку.

— А ты чего стоишь? Стоит ещё.

Изо всех сил Женька толкает Сашеньку, и Сашенька отлетает в сторону, чистенький мешок со сменной обувью летит в лужу. Справедливости нет, попадает тихому человеку, который и слова не сказал за всё время.

Сашенька крепко сжимает губы, чтобы не заплакать.

— Сейчас заревёт! — злодейски хохочет Женька Воронин. — Ой, не могу! Прямо кино!

Саше надо защищать сразу двоих. Саша топает ногой по луже, брызги летят Женьке Воронину в лицо, на шапку, на куртку, на брюки. Женька стоит под этим душем, струи грязной ледяной воды текут по нему.

— Доорался, Воронин? Дотолкался?

Женька Воронин отряхивается, как выкупанная собака. Он говорит:

— Ну, теперь, Саша, смотри. Теперь конец. Держись теперь. Вот так.

Женька отправляется домой сушиться, бормоча угрозы. Он идёт медленно, чтобы никто не подумал, что это бегство с поля боя. Нет, это — солидный уход по собственному желанию.

И тут вдруг Саша со злостью кричит Сашеньке:

— А ты-то чего стоишь, моргаешь? Пустое место, а не человек! Смотреть противно! Голову тебе оторвать — и то мало!