Дата собственной смерти. Все девушки любят бриллианты (сборник)
Шрифт:
Но не это было самым худшим.
Как только их отпустили, они бросились к гостинице.
Эмиссар-Мелешин вернулся от ресепшн подавленный:
– Девка вместе с хахалем выписались час назад и пошли пешком в сторону вокзала…
Час назад! Значит, сейчас они уже в Париже!
Одни. И, быть может, спокойненько делят с этим падлой его сокровища!
– Да, это не Нотр-Дам, – скептически протянул Том, когда они подошли к совсем небольшой и неброской деревянной
– Обижаешь! – рассердилась Таня. – У нас церкви покрасивей Нотр-Дамов будут. Один храм Христа Спасителя чего стоит!
– А, я об этом слышал. Большевики снесли церковь – построили бассейн, а нынешний ваш мэр осушил бассейн – и построил церковь. Где же вы теперь плаваете?
Да, Том никогда не бывает серьезным! И сердиться на него невозможно.
Таня решительно потянула на себя дверь – тщетно. Церковь была заперта.
– Постучи сильнее, – посоветовал Том.
– Сильнее – не нужно, – услышали они.
Из боковой двери показался молодой чернобровый священник.
– О, а вот это – мой контингент, – прошептала Татьяна Тому.
Она подошла к священнику и сказала по-русски:
– Батюшка, благословите!
– Танечка, что с тобой? – испуганно бросился к ней Том, когда она вышла из церкви.
Татьяна не отвечала. У нее кружилась голова, перед глазами все плыло. Что же все это означает?!
Она бессильно облокотилась на Тома и с трудом выговорила:
– Поехали быстрей в Париж! Он назначил мне встречу! Сегодня вечером. И я хочу до нее все тебе рассказать.
Хотелось тишины.
Ильинский выехал на дачу один. Даже шофера отпустил.
Дорога петляла в яркой зелени. «Волга» (ничем внешне не отличимая от обычных «волжанок», но собранная по спецзаказу – и с шестицилиндровым крайслеровским движком) мягко вписывалась в повороты. Море горело синим.
Где-то тут, неподалеку от Косой Щели, эти уроды прятали чемоданчик.
Не надо было лезть в эту историю. Забыть нужно было о гребаных побрякушках.
Все Шляга… А мне теперь расхлебывай. Шляга ведь простой, как паровоз. Им владеют яркие чувства. Замочить. Припугнуть. Наехать… А думать – это не для него. И делать нестандартные ходы – не для него.
А сейчас – Павел Ильич это чувствовал – требовалось именно нетривиальное решение.
Через пятнадцать минут он был на даче. Загнал «Волгу» в гараж. Сделал себе джин с тоником и льдом. Вышел на балкон (размером с теннисный корт).
Солнце опускалось в море. Под балконом волна, шипя, накатывалась на его личный пляж. Пара зонтиков отбрасывала длинные тени.
Павел Ильич поставил ледяной стакан на стол и открыл досье.
Папочка, собранная на Ходасевича, оказалась
Зато досье на Юлию Николаевну было обширным.
– Добудь мне дело Южнороссийской швейной фабрики! – Голос Валеры в трубке был напряженным.
– Что? Который час? – просыпаясь, пробормотал Гаранян.
– Это очень срочно! Я тебя очень прошу: быстро достань мне дело!
– Валера! Пять утра!
– Я знаю. Но раз я звоню – ты ж понимаешь: это очень, очень важно!
– До вечера не терпит?
– До утра не терпит!
– Ну не ори… Подожди, возьму карандаш… Диктуй… Какого года? Семьдесят девятого?.. Ладно… И не звони мне больше! Понял? Я сам тебе позвоню…
– Очень срочно! Умоляю, дорогой, очень срочно!
Раннее ласковое утро.
Ради вот таких минут я и пашу всю жизнь. Восход. Море. Личный пляж. Балкон, отделанный каррарским мрамором.
Ильинский только что проштудировал все досье на Юлию Николаевну.
В ее биографии оказались интересные моменты.
Ильинский почувствовал сердцебиение.
Неужели оно?
А что, надо проверить.
Павел Ильич достал сотовый телефон и набрал номер.
Звонок был междугородным.
Юлия Николаевна подскочила в постели в своей московской квартире. Сердце колотилось. Телефон звонил, не переставая.
– Да! Да? – подскочила она к трубке. – Таня?!
– Привет, – раздался мужской голос. – Не узнаешь?
– Нет! Кто это? Что с Таней?
– Да ничего, ничего с ней.
Голос, искаженный расстоянием, казался смутно знакомым.
– Кто это говорит?
– Не узнаешь?
– Ты?!
– Я, я…
– Где ты?
– Там же, где и был. В могиле.
– Что?!
– Заслужил вот один звонок. А будешь себя хорошо вести – я тебя навещу.
На противоположном конце провода бросили трубку.
Трубка выпала из рук Юлии Николаевны. Перед глазами все закружилось. Она мягко осела на ковер.
Михаил Ефремович Шлягун мчался по трассе Южнороссийск – Краснодар.
– Берите ее! – коротко скомандовал он в мобильный телефон.
– Девчонку?
– А кого ж еще, твою-то мать! Живо!..
Шляга бросил телефонную трубку.
Рустама как под дых ударили. Где он сейчас может взять девку?
Гаранян понимал: не может столь спокойный человек, как Валера, по пустякам звонить в пять утра. Дело, значит, очень для него важное и безотлагательное.