Дата собственной смерти
Шрифт:
– Да?! Окончен?! Ну уж нет! Ты!.. – Майя задыхалась от злобы. – Не прощу! Никогда не прощу!..
– Пошла ты, – сказал он спокойным, равнодушнейшим тоном.
– Я еще вчера знала, догадывалась! Когда ты не захотел уезжать! – продолжала беситься женушка.
– Заткнись, – тихо попросил Денис.
Но супруга распалялась все больше:
– А уж не ты ли ее убил?! А?!!
– По-моему, у тебя паранойя, – спокойно буркнул Денис, не поворачиваясь.
«Надежды на расслабляющий секс не оправдались. Жаль».
– Вот как?! Паранойя?! Что ж, тем лучше. Тогда меня оправдают!!
В Дениса полетела пепельница. Она врезалась в стену над кроватью, осыпалась сверху осколками.
– Пошла вон, факанная дура!
Вот он и не сдержался. Вспылил – во второй раз, кажется, за весь год. Но лучше уж прикрикнуть, чем выслушивать вздорные обвинения.
Майя ахнула, на глазах у нее навернулись слезы. Она развернулась, схватила с кресла халатик, выскочила из комнаты, хлопнула дверью.
Денис осторожно, чтоб не порезаться, спустил ноги с кровати, сунул их в ботинки (тапочек у него здесь, в доме отца, естественно, не было).
«Надо собрать осколки. А то еще порежусь ночью. Что бы мне приспособить под совок?.. И куда, интересно, она убежала?»
Странно, но после бурной ссоры на душе почему-то стало покойно, словно он хорошим сексом позанимался.
Наташа и Рита слышали отдаленный шум ссоры, доносящийся из комнаты брата.
– Ого, – сказала Наташа, когда полетела и разбилась пепельница. – Чего это они?
– Майка, наверное, бесится.
Затем по коридору, а потом по лестнице простучали злые босые ножки Майи – и смолкли на первом этаже, в гостиной.
Сестры сидели в комнате Наташи: она на постели, а Рита, свернувшись в клубочек, в кресле.
– Как они вообще: ладят друг с другом? – спросила Наташа, имея в виду Дениса с Майей.
– Ну, ты спросишь! Откуда мне знать? Я в Лондоне живу, он в Москве.
– Мало ли, – пожала плечами Наталья. – Может, он писал тебе. Или по телефону говорил.
– Писать мне, конечно, Денис не писал…
– Да он, по-моему, никому не пишет… – вставила Наташа. – Даже по «мылу»…
– …А по телефону – разве будут мужики обсуждать свою семейную жизнь по телефону? Он-то и звонил мне раза три за все годы. Каждый разговор – по три слова. «Как дела? – Нормально. – Завтра мой заместитель едет в Лондон, тебе не надо что-нибудь передать?» Вот и все разговоры.
– А как ты, вообще, живешь-то там, сестренка?
– Ох, не спрашивай, – вздохнула Маргарита. – Давай лучше покурим.
– Я бросила, – равнодушно пожала плечами Наталья.
– Зачем?! – удивилась сестра.
– Там, на моем проклятом острове, сигареты пять долларов пачка. А у меня зарплата была двести баксов. Кормежка бесплатная, конечно. А вот сигареты – шиш. К тому же строгий запрет: при гостях не курить. Как в пионерлагере, прятаться нужно было.
– Круто ты попала.
– Все уже. Как попала – так и вырвалась. Пришлось уволиться.
– Почему?
– Не хотели отпускать к отцу на похороны.
– Вот сволочи! И что ты теперь будешь делать?
– Понятия не имею.
Рита встала с кресла, достала из сумочки пачку сигарет, отошла к окну, приоткрыла створку, со вкусом закурила.
– Ничего, что я тебя отравлю?
– Ничего. Только комаров мне не напусти.
Разговор не клеился. Слишком много времени прошло после последних задушевных бесед между сестренками. Ох, давно это было – кажется, так давно, что даже непонятно: было ли вообще?
– А что ты про все это думаешь? – Рита обернулась к Наталье и обвела руками перед собой – та, несмотря на неопределенность жеста, поняла, что имеет в виду сестра. Однако на всякий случай переспросила:
– Про отца и Тамару?
– Да.
Маргарита выдохнула дым прямо в комнату, Наталья брезгливо замахала рукой, отгоняя его.
– Прости.
– Ничего… Отца, конечно, жалко. Знаешь, я с самого начала чувствовала, когда он маму бросил и с этой стервой связался: не будет у него счастья.
– Значит, жалеешь его?
– Конечно, жалею.
Рита отвернулась от окна, затянулась последний раз, загасила сигарету в пепельнице и с вызовом, выпятив подбородок, произнесла:
– А я вот – не жалею. Нисколечко. И даже думаю: хорошо, что он умер.
– Да что ты такое говоришь! – ужаснулась Наталья.
– Да. Очень хорошо. – Озлобленно повторила Рита. – Только жалко, что слишком поздно. И жалко, что перед смертью не мучился совсем. «Бах!» Взрыв прогремел – и готово, душа уже на небесах. Всего шесть секунд – жаль, что так быстро.
– Нельзя так говорить… – пробормотала пораженная и смущенная Наташа.
– Можно! – яростно прошипела младшая сестра. – Я никогда не забуду, что он нашей маме сделал! Все то зло, что он ей причинил! Он, наш папаня, – мерзавец, ублюдок, сволочь! Ты знаешь, почему я училище бросила, за Пита вышла и в Англию уехала? Я тебе не говорила, нет? Чтобы от него, от отца, держаться подальше! Видеть его не могла! Слышать ничего о нем не хотела!
– Закрой окно, – хмурясь, произнесла Наталья, – а то дует и комары налетят.
Рита в сердцах хлопнула створкой окна.
– По-моему, ты зря себя накручиваешь, – пожала плечами Наташа. – Мало ли что в жизни бывает. Все мужики, как им полтинник стукнет, бесятся. Кризис среднего возраста. Ну, ладно, случилось: ушел он от мамы. Зачем уж так на него злобиться? Не по-христиански это. Надо понять его и простить. Тем более, он нам отец все-таки. К тому же только что умер. Может, его душа еще где-то здесь витает.
– Вот и пусть слышит! Никогда ему ничего не забуду и не прощу. Что он с мамой сделал! Ведь она сгорела, как свечка! За три года сгорела!.. И на кого он ее променял? На эту змею тонконогую, насквозь фальшивую. Правильно, что ее убили! Правильно! И не в деньгах тут дело. Совсем не в деньгах! Просто бог – он правду видит. И все по справедливости судит. И каждого награждает по делам его. Вот он Тамарку и вознаградил. Собаке – собачья смерть. Гореть ей в аду! А деньги, наследство и прочие алмазы в каменных пещерах – это тьфу, мишура, плюнуть и растереть.