Дата Туташхиа. Книга 3
Шрифт:
Попы пыхтели, таскали мешки, высыпали их в тонэ. А оттуда неслось Дастуридзево «с абрикосовую косточку...», «с косточку сливы...».
Кандури как упал в тонэ, так кольца с пальцев и стянул и засунул их, видно, куда поглубже. Он же понимал, что Дастуридзе кинется за ним.
Попы высыпали последний мешок. А мы за дверь и – в Квишхети.
Грешным делом, если б не Дата, я бы бриллиантики прихватил. «Укравший у вора – блажен» – не нами это придумано.
ГРАФ СЕГЕДИ
В списке Зарандиа, как я уже говорил, на одном из первых мест стояло имя Хаджи-Сеида. Зарандиа уверял, что казначеем панисламистов является именно Хаджи-Сеид,
– День добрый, Искандер-эфенди! Не припоминаете меня? Сидевший внимательно оглядел подсевшего.
– Кажется, вы изволите служить провизором в аптеке Оттена... Да, да, в аптеке Оттена на Сололакской улице... Я не ошибаюсь, простите? Где-то я вас встречал, но чем вы занимаетесь, уверенно не припомню, пет...
Зарандиа проткнул свою визитную карточку.
– Здесь, правда, не сказано, что я еще и руководитель политической разведки.
Тонкая улыбка блуждала по лицу отуреченного грузина, пока он разглядывал визитную карточку.
Зарандиа попросил слушать его внимательно и сразу же объяснил, зачем пришел и что ему нужно от секретаря и кассира Хаджи-Сеида. Он не преминул сообщить также, что высшие чины тайной полиции убеждены, что Искандер-эфенди Юнус-оглы является резидентом турок, однако он, Зарандиа, считает это ошибкой, которую хочет опровергнут, но сделать его может лишь с помощью Искандера-эфенди.
– Я полагаю, Искандер-эфенди,– сказал Зарандиа,– что вашим призванием и долгом является служба, а не верность. Вы вовсе не обязаны сохранять верность ни Хаджи-Сеиду, ни своим многочисленным бывшим и будущим патронам. Вы обязаны быть верны нам, потому что вашего нынешнего патрона мы все равно уличим в преступлении, и тогда вы неминуемо разделите его участь. Мы не потребуем ничего особенного – лишь небольшой помощи, однако медлить с ответом мы вам позволить не можем. Вот... – И он вынул из кармана и положил перед Искандером-эфенди заранее составленное обязательство и даже протянул ему химический карандаш. – Или вы подписываете это и действительно оказываете нам упоминаемую в расписке услугу, или отправляетесь отсюда в тюрьму, а мы обойдемся без вас, вам же останется уповать на аллаха!
– «Дулкернаин снова отправился в путь...»—произнес Искандер-эфенди, дочитав расписку.
– Что вы изволили сказать?
– Это из восемнадцатой суры Корана... Бейрут, Дамаск... Афины тоже прекрасный город, и я там не бывал, но все же Дамаск, говорят, лучше... Эй, Абдурахман, подай господину... – Зарандиа быстро скосил глаза, и имя собеседника застряло в горле Искандера-эфенди. – Подай господину чаю покрепче, Абдурахман!..
Зарандиа кивнул.
Принесли чай. Зарандиа отхлебнул и после долгого молчания спросил с искренним любопытством в голосе:
– Дамаск, говорите... А в Риме не приходилось вам бывать? Прекрасный город. И прелестные девочки, должен вам сказать. И что забавно, в Италии до сих пор нет закона против садизма. А там как раз нам человек нужен. Язык вы знаете хорошо. Ведь с сеньором Массари вы изъясняетесь на итальянском совершенно свободно... Как удачно все складывается!
– «Род уходит и род приходит, а земля пребывает вовеки. Восходит солнце, и заходит солнце, и на место свое поспешает, чтобы там опять взойти»,– прочитал
– Что вы изволили сказать?
– Это из Библии. Экклезиаст. Не помню, господин Зарандиа, чтобы мое пребывание и служба в любом городе заканчивались как-нибудь иначе.– И Искандер-эфенди ткнул пальцем в расписку. – Хотел бы я знать, почему вы являетесь именно ко мне, и непременно – всюду. Я понимаю, если б я провинился в чем-то. По ведь совсем ни в чем. Ни в чем совершенно! И никогда.
– В наше время это больше всего и вызывает подозрение,
– То именно, что я ни в чем и никогда не провинился?
– Да.
– Дамаск...
– Об этом, Искандер-эфенди, мы поговорим позже! —Зарандиа тоже коснулся пальцем расписки.
– Разумеется... Но расписки я ни в одном городе не давал. Чем еще могу служить?
– В каких городах и банках за пределами России есть текущие счета у Хаджи-Сеида?
– Только в Стамбуле. Банк Стиннеса, счет номер № 1014,– Искандер-эфенди ответил немедля, и с этого момента и здесь, в чайной, и позже говорил только правду,
Многим, вероятно, покажется, что смелый шаг Зарандиа есть оскорбление профессионализма и авантюризм. С точки зрения теоретической такая оценка вполне справедлива, однако практика подтверждает, что большинство вербовок во все времена и во всех государствах происходило именно так – нахрапом и откровенно. Вопреки взглядам некоторых профессионалов, большинство вербуемых остерегается осложнить отношения с тайной полицией и законом, и стоит вербующему достаточно твердо сказать о возможных осложнениях, как сомнения у вербуемого отпадают сами собой. В беседе Зарандиа с Искандером-эфенди Юнус-оглы не было ничего неожиданного, кроме тут же состряпанной версии о садизме. Таких сведений об Искандере-эфенди у Зарандиа не было, и ничего похожего мы не могли бы доказать, но Искандер-эфенди сообразил, что если он откажет Зарандиа, то тайной полиции ничего не будет стоить представить парочку проституток, которые подтвердят, что он садист. Оп предпочел согласиться сам, чем быть втянутым другими,– случай самый обычный в аналогичных ситуациях.
Благодаря Искандеру-эфенди удалось установить, что стамбульский антиквар Чекурсо-бей четырежды в год вносит в банк Стиннеса на текущий счет Хаджи-Сеида суммы в турецких лирах. Каждый взнос равнялся двум тысячам русских рублей. По существующим правилам, банк посылал своему клиенту уведомление о поступивших суммах, и таким путем Хаджи-Сеид узнавал, что деньги пришли. Искандер-эфенди не мог сказать нам, кому Хаджи-Сеид рассылал эти деньги, но назвал имя Кара-Исмаила, скупщика серебряной посуды в Дагестане от фирмы Хаджи-Сеида, который раз в три месяца получал из кассы двести червонцев золотом сверх той суммы, которая выдавалась ему для закупки товара. Кара-Исмаил жил в Темирханшуре. Идя по его следам, мы могли обнаружить резидентов, рассеянных в Дагестане.
Однажды, выступая перед высшими чинами полиции закавказских губерний, Зарандиа развернул следующую мысль. Во все времена и во всех государствах полиция или администрация, взявшая на себя ее функции, представляла всегда и по сию пору представляет собой структуру, предназначенную для того, чтобы правящие круги располагали возможно более полными сведениями об образе жизни, способе существования и взглядах каждого гражданина. Существует целая иерархия от министра внутренних дел до квартального, без которой невозможно было бы исполнять законы, и нет государства, которое могло бы без этой службы обойтись. Когда мы видим, что определенная государственная система твердо стоит на ногах и падение ей не угрожает, это означает, что большинство граждан довольно существующим порядком вещей, что оно на стороне дебетующих законов, а стало быть, и своей полиции, и тогда