Дата Туташхиа. Книга 3
Шрифт:
– Я третий день тебя здесь поджидаю. Ты ведь любишь кричать колодец? Люблю. Ну и что?
– А то, что теперь в эту хибару хода нет, – Дата глядел на меня по-прежнему весело.
«Что-то он скрывает от меня»,– растерялся я.
– Раз вы сказали – не ходи, я, конечно, не пойду. О чем тут говорить, дядя Дата...
– Не в том дело. Пойти-то пойдем, только осторожно. Ты ступай позади меня.
Так и сделали. Дата Туташхиа подошел к хибарке с задней стены. Хибарка была из клепки. Каждая клепка – аршина три в длину, толщиной в два пальца и шириной – в пядь. Он раздвинул клепку, влез в хибару, я – за ним. Колодец был обложен камнем, примерно по пояс взрослому. Мы опустились на корточки, и, когда глаза привыкли к темноте, Дата Туташхиа спросил:
– Точи-браток, видишь в камнях рукоятку маузера?
– Вижу.
– Дуло
Меня и сейчас в пот бросает, как это вспомню, а каково было мальчишке? Сердечко колотилось, как у пойманной птахи. И ведь как придумано: войдет человек, переступит порог, еще шаг – и нога точнехонько у камня, за которым маузер. Выстрел– и какого ты ни будь роста, от ширинки до глотки, куда-нибудь пуля да попадет, это уже точно.
– А теперь послушай! Видишь веревку? Перережь ее осторожно, очень осторожно. Только режь самым острым ножом, тогда не опасно. И режь вот отсюда, от задней стены. Если и выстрелит – пуля пойдет в направлении входа, ты же будешь как раз напротив. Потом разберешь камни вот здесь и вместо пуль получишь маузер. А теперь пошли.
Мы вылезли наружу.
– Дядя Дата, это для нас готовили?
– Думаю, для тебя. Эта штука не для бывалого абрага. Бывалый абраг в таком тихом месте через дверь не пойдет. Тот, кто поставил капкан, знал, что ты любишь приходить сюда и входишь без опаски.
– Значит, хотели убить меня?
– Думаю, тебя. – И немного погодя Дата Туташхиа сказал: – Точи-браток, если кто тебя ударит без причины, а ты ему не ответишь, он пойдет своей дорогой и непременно пожалеет о своем поступке: врагом твоим этот человек не станет – помни это. Но если и ты его ударишь, он уже враг тебе. Ты оттого попал в абраги, что дал сдачи тому, кто ударил тебя без всякой причины. Он и стал твоим врагом. Власть и закон – твои враги. Поразмысли как следует, откуда взялась эта ловушка с маузером, и тогда поймешь, кто твой враг. Понял ты меня?
– Понял, дядя Дата. И теперь-то уж знаю.
– Вот и хорошо. Пусть господь пошлет тебе мир и победу над врагом. А я пойду.
Дата Туташхиа обнял меня и пошел вниз по склону. Тогда я не знал, что за холмом его ожидали двое. Мои братья выследили. Видно, Дата Туташхиа пришел в Мухурский лес, чтобы встретиться с друзьями...
– Куда ты идешь, дядя Дата? – Вопрос мой, конечно был наивен.
– Огород прополоть мне надо! – ответил он.
Стояла поздняя осень.
– Нашел время полоть, – рассмеялся я. Откуда было мне знать, что скрывалось в его словах?
– Еще не поздно. Огород и поле, которые мне отведены, надо полоть-мотыжить и зимой и летом. Мы расстались.
– Кто это сделал? – крикнул я ему вдогонку, когда он было уже далеко внизу.
– Ража Сарчимелиа или Поко Качава... Их рука. больше некому. И не пошел бы никто на такое дело, кроме этих крыс. Расскажи все Максиму и Платону.
Они поймут.
Теперь осталось рассказать вам, что мы с ними сделали, и пора кончать.
Ражу Сарчимелиа мы подстерегли на дороге. Я сидел возле те большого мешка с кукурузой. Максим и Платон засели в кустах. Идет Сарчимелиа. Подумал: сидит себе парнишка возле мешка – чего бояться? Он подошел, и мы сделали с ним то, что он сам, когда грабил народ: заставили поднять руки, ссадили с лошади, отобрали оружие и повели в лес. Платон сказал: " Ты засунул маузер в колодец на поляне Буху, а теперь давай вытаскивай. Мы знать не знаем, что ты там накрутил, нам вода нужна, без колодца нам нельзя». Он отпираться, не слыхал ни о колодце, ни о маузере. Мы связали его е и пустили вперед. Шли целый день и всю ночь, привели на поляну Буху.
– Входи! – сказал Максим.
Он в ноги нам, и чего только не сулил – один бог знает. Мы стояли на своем. Негодяй, однако, никак не хотел входить в хибару. Мне стало жаль его, я выстрелил и снес ему череп.
Спустя две недели мы пошли искать Поко Качава. Но опоздали. Кто-то прикончил его дней пять до нас.
ГРАФ СЕГЕДИ
Вскоре выяснилось, что наши опасения вполне основательны. В ответ на одну из наших докладных записок мы получили от полковника Сахнова письмо, исполненное негодования. Он был возмущен примирением с борчалинским абрагом Яхья Ибрагим-Оглы, – велено же было, по словам Сахнова, его уничтожить! Ничего
В одном из очередных своих посланий Сахнов обвинил меня в том, что Туташхиа жив лишь потому, что я попал под влияние Мушни Зарандиа. Зарандиа же обвинялся в пренебрежении служебными и государственными интересами из ложно понятого родственного долга. В то же самое время одному из моих заместителей стало известно, что Сахнов на заседании чрезвычайного совета министерства потребовал увольнения Сегеди и Зарандиа или же перевода их в другое ведомство. Чрезвычайный совет Сахнову, естественно, не внял, но Сахнов рад был и тому, что первое зерно сомнения было брошено. В остальном он уповал на будущее.
Полковник торопился, он явно нарушал темп, приличествующий избранному им методу. Отчасти эта торопливость была вызвана и нашим поведением – самолюбие Сахнова страдало оттого, что его советы и попреки мы пропускали мимо ушей и по существу ни во что не ставили его кураторство в «Киликии». Не мог не знать он и о том, что хоть немного, но мы осведомлены о его интригах, и паша пассивность не могла не тревожить этого вояку.
Затем посыпались письма, в которых Сахнов требовал немедленного уничтожения Туташхиа, будто для этого достаточно было одного выстрела. Министру он представил пространный доклад, где во всех деталях описывалось, как мы потакаем Туташхиа.
Спустя полтора-два года после того, как Туташхиа ушел в абраги во второй раз, я получил из Петербурга предписание немедленно уволить Мушни Зарандиа. Подписано оно было шефом жандармов и Сахновым. Мотивировки остались прежними: невыполнение неоднократных приказов об уничтожении Туташхиа и родственная связь Зарандиа с абрагом, будто и до того, и все это время Дата Туташхиа не оставался двоюродным братом. Мушни Зарандиа. Письмо имело гриф канцелярии министерства, а это означало, что оно послано с согласия самого министра внутренних дел! Это меня и обрадовало. Дело в том, что и в управлении и в министерстве Зарандиа и еще несколько провинциальных чиновников считались людьми неоценимыми. Более Того, Зарандиа даже числился официальным консультантом министра. Был случай, когда в беседе со мной министр сказал о Зарандиа: «Этот абориген – дядька, наставник и духовник сатаны». Меня не раз просили уступить Зарандиа, я всегда отказывался, и наконец меня оставили в покое. От Сахнова же все хотели избавиться, как от запущенной язвы, но придумать ничего не могли. И тут курица начала точить на себя нож. У меня создалось впечатление, что Сахнова исподволь, долго и настойчиво настраивали против Зарандиа, манипулируя -документами и сплетнями, а затем стали подводить его к мысли Избавиться от Зарандиа. Министр и шеф жандармов заставили Сахнова создать положение, при котором в увольнении Зарандиа был повинен сам Сахнов – и только он. Что разъяренный Зарандиа проглотит Сахнова, как пилюлю,– в этом не сомневались ни министр, ни шеф.
Для меня все было ясно, но не мешало все-таки проверить свои впечатления. Министра и шефа, каждого в отдельности, я известил шифрованной телеграммой о том, что отказываюсь уволить Зарандиа, тем не менее отстраняю его от «Киликии» И перевожу на вакантную должность начальника политической разведки!.. Возражений не последовало, и я незамедлительно это осуществил. Назначение было согласовано со всеми инстанциями, и был издан приказ...
Сахнов ликовал, хотя победа была не совсем полной. Меня же интересовало лишь одно: что предпримет в этих обстоятельствах «дядька, наставник и духовник самого сатаны»?