Даун Хаус
Шрифт:
Примечание: 1. даун – человек страдающий болезнью дауна, в просторечье идиот. 2. Хаус – модное течение в танцевальной молодежной музыке конца двадцатого века.
Сцена 1. Швейцария. Виды гор.
Жизнь в Швейцарии исторически определялась двумя параметрами – горами и банками. Те и другие славились масштабами и постоянством. Только первые больше вторым, а вторые больше первым.
Так или иначе, но ранним июльским утром, на вьющейся по горному склону дороге появился рейсовый, международный автобус. Он прогудел мимо стерильного водопада, мимо небольшой фермы,
Сцена 2. Туннель
Но из туннеля автобус выезжать, отчего то не торопился, и со стороны вполне могло показаться, что с ним случилось, что-то трагическое, непоправимое. Однако вскоре все выяснилось:
Из темного провала раздались ритмичные отзвуки некой молодежной мелодии и вскоре за ними на солнце вышел князь Мышкин, двадцати пяти лет от роду и одетый по современному экстравагантно, при четырех серебряных серьгах в правом ухе, и с магнитофоном, который держал на плече. А уже следом за ним, с отчаянными гудками появился автобус.
Наконец звук клаксона прорвался сквозь музыку, Лев Николаевич обернулся и обнаружил транспортное средство.
– Идиот! Идиот! – взвизгнул по-немецки водитель вышеупомянутого, – Я мог тебя задавить! Ты мог погибнуть!
– Да, в этой проклятой жизни может случиться, что угодно, – согласился князь, прилепил к фаре жевательную резинку и вошел в салон.
Сцена 3. В автобусе.
– Это рейс Цюрих – Москва, предупредил его водитель.
– Согласен, – кивнул Мышкин, протянул ему билет и объяснил, – Захотелось пройтись, послушать музыку, подумать.
Озадаченный водитель проверил билет но, убедившись что с билетом все в порядке, сунул его в карман, и раздраженно надавил на педаль газа.
От неожиданного толчка некоторые пассажиры повалились со своих мест и получили множественные ушибы.
Рядом со своим местом Мышкин обнаружил еще двух господ, причем у одного была загипсована нога, он свалился между рядов кресел и ругался по-русски, другой пассажир пытался его поднять. Князь помог.
Усадили, но пассажир с переломом ни как не унимался:
– Все бы им над русским человеком издеваться. Ездят, как на тракторе. Я только на свое место залез, еле ногу разместил, а немчура дернул, и я ногу еще сильней поломал… Ох, как устал и как болит нога! – он кивнул на магнитофон Мышкина, – Заела твоя музыка.
– Это не заело, – вмешался князь, – это хаус. В моем противоречивом прошлом – молодежная эстрада, – и показал на свою стереосистему.
– Удобная музыка, я видел, – согласился с ним третий пассажир, – один негр меня водил в подвал и показывал, как другой негр пальцем по пластинкам скреб, а интуристы, как кузнечики прыгали, и доподлинно мне известно, что их бабы без всяких там слов, дают совокупиться…
Тот, что со сломанной ногой протянул руку Мышкину:
– Парфен Рогожин, коммерсант.
– Очень приятно, – пожал его руку Мышкин и также намеревался представиться, но Рогожин тут же предложил: – Выпьем «стременную»?
– Мне водку пить нельзя, – отказался князь.
– Ну, не знаю, а вот мне просто необходимо, – сообщил коммерсант. – Иначе никак. Страдаю от любви, за эту любовь пострадал, и от гнева отцовского, как партизан, в горах скрывался, в Швейцарских. Две недели пил с мегрелами, казахами и двумя белорусами. А ни одного порядочного швейцарца так и не встретил… Черт меня дернул на лыжи встать… – И он постучал по гипсу. – …не трезв был… За Настасью Филипповну – зазнобу мою! – Он достал из бархатных шаровар цвета индиго плоскую серебряную флягу, сделал из нее объемный глоток, обтер фляжку о красную сатиновую, с вышивкой косоворотку и вполне удовлетворился
– Да-с, со швейцарцами дело плохо. Они здесь совсем скоро повымрут, у них происходит упадок рождаемости от сексуальных свобод, – я еще в России в газете читал, – сказал третий. Экипированный, как штатный сотрудник Внешэкономбанка в серый мятый пиджачок, со сбитым набок таким же мятым галстуком.
– А кто такая эта – Настасья Филипповна? – не выдержал князь, но вовремя опомнился и поспешил все-таки представиться. – Я князь Мышкин, сирота, программист по образованию и практически исцеленный от целого ряда нервных недугов, которыми очень страдал. Меня доктор Шнейдер – главный в Европе по мозгам – успешно реабилитировал.
– Ну? – заинтересовался Рогожин.
– Теперь отлично. Захотелось, наконец, на свою историческую родину съездить. Никогда в России не был. И моим родителям так и не удалось.
– В каком смысле – не удалось? – не понял Парфен.
– В прямом – дедушка с бабушкой еще в начале века в Швейцарию переехали, – ответил Мышкин, – Дедушка в институте безудержно химию преподавал. Мама с папой в Париже познакомились.
– А потом? – не унимался коммерсант.
– А потом все умерли, а я в клинику лег на восемь лет… Месяц назад возникло одно незначительное дело по родственной линии, и я решил Москву посетить, хотя денег не было. Но доктор Шнейдер, друг дедушки – золотой человек – и денег на дорогу дал, и на карманные расходы…
Сцена 4. Кабинет доктора Шнейдера.
Доктор Шнейдер с окаменевши лицом. Позади него с хаусом из магнитофона отплясывает Мышкин в пижаме. Доктор открывает ящик стола, задвигает подальше опасную бритву «золинген» и берет деньги.
Сцена 5. Горная дорога. В автобусе.
Мышкин: …Так что это за Настасья Филипповна?
За окнами автобуса, тем временем, пролетали западноевропейские ландшафты.
– О, брат! – мечтательно закатил глаза Рогожин, но вдруг спросил подозрительно:
– Тебе-то самому зачем?
– Вы, Парфен Рогожин, можете совершенно не волноваться, я по части компьютеров интересуюсь. И потом, у меня от таблеток, никакого энтузиазма к женщинам.
– У меня почти то же самое, – обрадовался Парфен. – Когда я трезвый, то я их как будто и не замечаю… Зато когда выпью – энтузиазма заметно больше…. Но тут все иначе вышло – стою на светофоре на красном, трезвый, как стекло, а она дорожку переходит, ножками своими нежными с белой полосочки на белую переступает. Меня, будто громом поразило, век воли не видать, никогда такого не чувствовал. Полдня на этом светофоре и простоял. Думал обратно пойдет…