Шрифт:
Все права защищены
Как я потерялся
Где же мой дом?
Я – на шумной, многолюдной улице. У меня кружится голова и слабеет тело. Я верчу головой то влево,
Мама точно решит, что я сбежал. Но это неправда – я всего лишь хотел спрятаться так, чтобы она не нашла, чтобы запереживала и стала повсюду меня искать. И вот я добрался до входных ворот, увидел, что они открыты, и, вытянув шею, выглянул наружу. Ого, как много людей на улице, как тут шумно! Мне всегда говорили, что выходить из дома нельзя, но в этот миг никого рядом не было, и я выбрался за порог.
Я оказался на улице впервые. Ничем не ограниченные просторы привели меня в такой восторг, что я не удержался и перекувырнулся через голову. Затем огляделся и почуял какой-то запах. Благовонные свечи так не пахнут, часуйма [1] тоже. Может, вяленая говядина? Или цампа [2] ? Глотая слюнки, я помчался на поиски того, что так соблазнительно пахло.
1
Часуйма – традиционный тибетский напиток. Чай заваривается с добавлением молока, масла яка и соли. – Здесь и далее, если не указано иное, примечания переводчика.
2
Цампа – традиционное тибетское блюдо из ячменной муки, обжаренной в масле.
И так очутился неведомо где. Когда, на какой развилке свернул – не вспомнить уже, хоть убей.
Когда я понял, что нахожусь неизвестно где, все мои четыре лапы подкосились, и я чуть не рухнул на землю. В конце концов, я всего лишь щенок, которого мама еще ни разу не выгуливала! Моя прежняя жизнь была размером с хозяйский дворик, а теперь я вырвался в большой мир – город. Пускай он и небольшой, но все же опутан сетью улиц и переулков, подъемов и спусков, изгибов и поворотов… Такой мир казался мне страшно сложным и запутанным.
О, как я жалел, что нельзя отменить все, что я натворил, что нельзя прожить тот самый, решающий момент заново! Если бы я мог прожить его заново, то уж сегодня утром, пока мама ласково приглаживала сестренке шерсть, ни за что не стал бы вертеться рядом! А если бы и стал, то и не подумал бы убегать от маминой брани. А коли бы и убежал, то недалеко – и просто лежал бы себе у порога, морда на лапах, и с обиженным видом ждал, когда же мама придет со мной понянчиться.
Я же со злости взял да и сделал лужу на хозяйском ковре. Хозяйка пришла в ярость и тут же стала, бранясь, припоминать мне все-все проступки, которые я натворил с рождения: погрыз три пары обуви, диванную подушку и провод от утюга, а еще вцепился в скатерть на столе и дернул так, что разбил две чашки… Я понял, что она разошлась не на шутку, и спрятался во дворе, а потом выскочил за ворота, выбрался на улицу – ну и потерялся.
Что же теперь делать?
Меня зовут Дава. На тибетском языке это значит «луна». Пять месяцев назад мы с сестренкой родились на Тибете, в уездном городке Ядун, и хозяйка дала нам имена: меня назвала Дава, а сестренку – Нима. Нима по-тибетски – «солнце». Наш Ядун – это маленький городок на самой окраине Тибета. Он построен вдоль реки и, если смотреть сверху, напоминает зеленую долину, зажатую меж заснеженных гор. Часто наш городишко так и называют – долина Ядун.
Долина очень красивая, особенно осенью, когда пурпурная, золотистая и буро-зеленая листва пестреет под солнечными лучами, будто празднуя карнавал. Река Ядун течет лениво и сверкает по-особому, как драгоценный камень, завораживая своим сияньем. На
С началом долгих праздников в честь дня основания КНР [3] сюда съезжаются туристы со всех уголков Китая. Вооруженные аппаратурой всех мастей, они беспрестанно щурятся и щелкают камерами и мобильниками. Не упуская, разумеется, и шанса покрасоваться в разных позах на фоне великолепных пейзажей, чтобы запечатлеть эти воспоминания навсегда. Помимо туристов, прибывает и поток торговцев из других районов Тибета: все спешат закупить или отправить товары до наступления зимы. Испокон веков здесь велась бурная торговля. В общем, на улицах яблоку негде упасть: люди толкаются, наступают друг другу на пятки, – и эта толпа все плывет и плывет неспешным потоком, переливаясь всеми цветами радуги…
3
День образования Китайской Народной Республики – это главный государственный праздник Китая, который начинается 1 октября и отмечается целую неделю. – Примеч. ред.
Под ногами прохожих, снующих туда-сюда, я растерялся так, будто внезапно угодил в дремучие джунгли. Вокруг – ничего знакомого. Где мой дом? Где хозяйка? Где мама?
Как выглядела чудесная улочка перед нашим домом, я, конечно, помнил: вдоль деревянных домишек с разноцветными окнами и дверями тянутся горы хвороста. В нашем дворике растут яблочные и грушевые деревья, и деревянный забор весь увит ползучими розами…
Да только двориков с таким же описанием в Ядуне пруд пруди!
Сбитый с толку, я ненароком пролез в чайную. Все потому, что фасад этой чайной почти не отличался от лавки моей хозяйки. Только вот моя хозяйка торгует коврами, внутри наша лавка от пола до потолка увешана коврами из яркой и пестрой овечьей шерсти.
В чайной было людно. Все пили и разговаривали. Вот и моя хозяйка тоже частенько, скрестив ноги, садится на кровать и пьет чай с сахаром или часуйма. А порой даже пускает меня к себе и разрешает полежать рядом. Так что запах масляно-сладкого чая мне знаком хорошо…
Пробравшись внутрь, я залез под стол и принялся озираться по сторонам, надеясь увидеть ноги моей хозяйки. Уж их-то я сразу узнал бы!
Но хозяйки здесь не было. Перед глазами теснились чужие сапоги, кроссовки, прогулочные тапочки и даже шлепанцы. Юбки и джинсы пахли чем-то совершенно чужим. Я тянул носом по сторонам, но ничего родного и знакомого унюхать не получалось.
Вдруг в мою сторону направился огромный черный пес. Верзила, раза в четыре крупнее меня, но главное – с таким угрожающим взглядом, будто говорил: «А ты еще кто?! Откуда приполз, червяк? Зачем явился в мой дом?! Это моя территория!»
Дрожа от испуга, я попятился назад, пока не уперся во что-то. Это оказался чей-то громадный холщовый рюкзак. У моей хозяйки был такой же: она складывала в него ковры. Отступать было некуда. Из последних сил оттолкнувшись, я запрыгнул на этот рюкзак, но он оказался распахнут, и я с жалобным тявканьем провалился внутрь. Рюкзак оказался набит чем-то мягким, пушистым – уж не знаю, чем, – и я нырнул в этот пух с ГОЛОВОЙ.
Трогать вещи клиентов пес-верзила не смел – видимо, запрещал хозяин. И он решил хотя бы облаять мое укрытие погромче.
– Фу, Черныш! Тихо! – прикрикнул владелец чайной.
Но Черныш не унимался: уж очень хотел сообщить хозяину, что вычислил чужака! Но хозяин был слишком занят. Он отругал пса и, видимо, отогнал его в сторону. Но я был уверен: даже издалека тот наверняка уставился на рюкзак и ждет, когда я появлюсь. Боясь шелохнуться, я надеялся лишь на то, что ему надоест ждать и он уйдет. Испуганный и уставший, я затих в рюкзаке и не заметил, как скоро уснул.