Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека

Попов Михаил Михайлович

Профессор рисовал пеплом круги на поверхности стола.

— Ведь познакомился я со своей сестрицей как обычно. То есть как просто мужчина с просто женщиной. И нравиться ей стал сразу. Я мужик видный, хотя, на, чей-нибудь взгляд, и немного тупой. Думаю я о Светлане — отвечу я на твое низменное влечение, ох как отвечу. Но к ней домой нельзя — свекровь. Пришлось в контору. Пока ехали — отрезвел.

— Понимаю.

— Сестра ведь, говорю себе, сестра. Перебарываю мужское естество. А она возбудилась. Возбудимая, видимо. А мне что же — идти на семейное преступление?

Никогда, думаю. Из-за какой-то обиды временной. Ведь они просто ничего не знали, когда издевались надо мной. Но ей-то не объяснишь. Я даже не успей ей сказать, какие мы с нею все-таки родственники. Она как рванет. И чтобы мне сделать больнее — я ведь все время твердил, дурак, что люблю страстно, но к телу не прикоснусь, — она и поехала по вызову. Быстро столковалась с Магдой, сукой этой. Я-то думал, она просто ушла, на кровать упал. Лежу, чувствую. И тут вдруг выясняется… я рванулся… Остальное знаете.

Профессор встал со стула, но только для того, чтобы сесть на подоконник. Засунул руки в карманы и закрыл глаза. У него началось двойное похмелье, и после «абсолюта» и после абсолютно дурацкой истории, которую он только что выслушал. Кроме того, ему было стыдно перед самим собой за то, что он сразу не разобрался в этом дебиле. Было жаль сложной системы подозрений, сооруженной вокруг этого куска бессмысленно страдающего мяса. Облегчение он тоже испытывал. Не находится он и его маленькая неформальная организация под колпаком следственных органов, не является она предметом нездорового интереса со стороны конкурирующих фирм.

— И что же ты собираешься дальше делать, — скорее по инерции, чем из интереса спросил профессор.

Приблудный сын членкора Воронина сокрушенно помотал головой.

— He знаю. Надо бы поехать вызволить Светлану. Но, наверное, поздно. Она, конечно, ненавидит меня, но пусть. Завтра к отцу, теперь я знаю, где он. Откроюсь.

— А вдруг он не признает тебя.

— Почему?

Ты же сам говорил, что в разговоре с дочерью он смеялся над Калиновским сыном.

— Лицом к лицу все будет по-другому. Мне есть что ему напомнить. Мама рассказывала мне кое-какие детали. Такое, что не может пропасть из памяти. Даже из старой. Пускай отец не в себе, я заставлю его все вспомнить и все признать.

Профессор помассировал затылок и крикнул своим охранникам, чтобы вошли.

— Расстегни, — палец шефа указал на южноафриканские колодки. Щелкнул замок, Дима успокоил оскаленные железные пасти и спрятал устройство в карман.

— Иди, Никита-Саша.

— Куда?

— Куда хочешь, очень ты меня сегодня утомил. Но мой тебе совет — езжай спать.

Никита кивнул.

— А завтра на работу. Очень часто ты стал отдыхать, утром сходишь к папочке и — в должность.

Никита опять кивнул.

— Если хочешь, тебя подвезут.

— На метро, — быстро поднял голову начинающий сутенер.

Взгляд профессора вдруг сделался внимательным.

— Нет, нет, Дима с Андрюшей тебя отвезут.

Кажется, Никита собирался возразить шефу, но заставил себя сделать вид, что раздумал. И направился к двери, офицеры направились за ним.

Дважды хлопнула входная дверь. Первый раз выпуская троих, второй раз впуская одного. Это был Сережа. Он тяжело дышал, усевшись на стул, только что занимавшийся Никитой, он хлопнул себя перчаткой по колену и сообщил:

— Снег идет.

— Это все, что ты хочешь мне сказать?

— Там никого нет.

— Где?

— На складе. Поеду завтра. Пораньше.

— Уж поезжай, пожалуйста.

Профессор оглянулся — за синими окнами действительно шел крупный, медлительный, прямо-таки образцовый снег. Фонари на затихшей стройплощадке, подыгрывая снегопаду, создавали праздничный эффект.

— На сегодня все? — осторожно спросил Сережа.

— Да, как будто.

— Вам не понравился сегодняшний разговор?

— Черт его знает. Парень, конечно, бревно, но меня не отпускает ощущение, что я тут чего-то не доделал.

— Думаете, через него можно добраться до академика? Я наводил справки еще в нескольких местах, его коллекция многим не дает покоя.

— Не знаю, не знаю, если бы я чего-нибудь и задумал в этом направлении, этот бастард, скорей, мог бы навредить, чем помочь.

— Мне продолжать с ним возиться, или уже пришло время, чтобы спихнуть?

— Я еще ничего не решил, пусть пока походит. И не торопи меня. Скорей, все будет так, как тебе хочется, но ты меня не торопи.

Хлопнула входная дверь. Разговаривающие одновременно посмотрели в направлении звука. Никого они в этот час не ждали.

Здесь мог бы появиться человек или совсем случайный, или очень опасный.

В дверях кабинета появился Дима. Правой рукой он зажимал рот и нос. Рука была полна крови.

— А где Андрей? — спросил профессор.

— В подъезде лежит.

— Живой?

— Да, только идти не может.

— А где дебил?

— Сбежал.

Дима взял из стенного шкафа несколько листов исписанной бумаги и стал вытирать руки и лицо.

Профессор задумчиво посмотрел на Сережу.

— Куда он мог рвануть?

— Спасать свою сестру.

— А зачем было вообще отправлять ее на вызов? — поморщился шеф.

— Вы же сами велели, я вам звонил. Вы сказали, что нужно было его вывести из равновесия.

— Вывели.

Профессор отвернулся к окну, и помощник и охранник молча ждали, когда он что-нибудь придумает.

— Что там за огни? Это что, электричка?

Сережа подошел ближе, посмотрел из-за хозяйского плеча в наполненную снегопадом тьму.

— Да. Станция, — подумал немного и добавил, — по ней он может доехать до Каратаева.

Профессор постучал костяшками пальцев по подоконнику.

— Ерунда, — неуверенно успокоил его Сережа, — во-первых, он не знает, что нужно ехать именно в Каратаево.

— А во-вторых.

— Во-вторых, времени много прошло.

— От конторы сюда ехать минут двадцать пять, двадцать минут он сидел здесь, десять мы с ним беседовали. Округляем — час. Наверное, даже час с чем-то. До поселка добираться отсюда…