«Давай полетим к звездам!»
Шрифт:
– Так точно, товарищ главный редактор, - я шутливо вытянулся в струнку и выпятил подбородок:
– Разрешите приступить к работе?
Аджубеев окинул меня веселым взглядом, хохотнул и попросил:
– Ты уж, будь добр, постарайся, ладно? Люди, о которых нужно написать, достойны того, чтобы о них было написано хорошо.
– Конечно, - я пожал плечами.
– Постараюсь, Алексей Иванович.
– Вот и отлично. Шагай работать.
Я вышел в приемную и плотно прикрыл дверь в кабинет. Сложил вчетверо лист с фамилиями главных космических конструкторов и сунул его во внутренний карман пиджака. А потом приосанился и продекламировал:
– Говорит редактор наш:
“Вот возьми на карандаш -
В прошлом школа, малыши.
Ты про космос
– Чего?
– Елена Львовна испуганно воззрилась на меня.
– Экспромт на злобу дня, - пояснил я.
– Поэтический.
– Стихоплет, - с беззлобной иронией констатировала секретарша и с королевским величием указала пальцем на дверь в коридор:
– Марш, на рабочее место, Луганцев!
Чеслав Волянецкий и другие -1
(рабочие записи)
“ПАДАЛ ПРОШЛОГОДНИЙ СНЕГ”
Когда я по крутому спуску выехал из Лимели на шоссе и повернул налево, позади “форда” обнаружился громадный бензовоз.
В Лимели я оказался случайно. Всю последнюю декаду сентября провел на западном побережье Соединенных Штатов, где вместе с профессором Карлом Леманом занимался анализом перспектив американской лунной программы. Когда работа была закончена, пришло время возвращаться в Вашингтон. Решительно отверг услуги авиакомпаний “Дельта” и “Транс-Ворлд Эрлайнз”, которые радостными улыбками сногсшибательной красоты стюардесс с рекламных плакатов зазывали в полет. За пять лет резидентства в этом мире мне до смерти надоели ревущие самолеты и многолюдные аэропорты. Я устал от душераздирающих воплей сирен и бешеного визжания колес полицейских машин, от будоражащего сердце перезвона медных колокольчиков на несущихся по трассам красных пожарных автомобилей. С души воротило от змеиного шелеста шин, непрекращающегося рокота раздраженных моторов, грохота нервно дергающихся отбойных молотков, от постоянного гула голосов сотен и тысяч людей на улицах, в супермаркетах и в офисах, от пронзительных свистков, которыми швейцары многочисленных гостиниц в Нью-Йорке вызывают желтые в черную “шашечку” такси. Захотелось немного отдохнуть от шума и суеты человеческих масс, увидеть Америку не с высоты полета, а “в живую”: прокатиться по ее дорогам, посмотреть города и природу, пообщаться с обычными американцами. Мой желудок жаждал бургеров “Вилороги” и жаренного картофеля “Мескит”. Я хотел пить самое дешевое пиво “Бакгорн” техасской пивоварни “Одинокая звезда” и курить сигареты “Лаки страйк”.
Меня расслабил Фриско. Сан-Франциско разительно отличается от всех американских городов, в которых я бывал. Он лежит на холмах, и весь какой-то солнечный, белый, пропитанный свежим дыханием Тихого океана. Днем я и Леман копались в документации американской программы полета к Луне. А ближе к вечеру я брал напрокат очередную колымагу и отправлялся неторопливо колесить по улицам. Когда-то, - в моем родном мире, - здесь, в Сан-Франциско, жило семейство Воля-Волянецких.
Мой далекий предок, молодой новгородский купец Георгий Волин в начале семнадцатого века, - в смутные времена, - был схвачен татарами где-то на юге Подмосковья. Гнали пленника в Крым. Быть бы моему предку рабом на галерах, если бы уже на Украине, в Диком поле, не отбил его отряд вольных казаков. Георгий стал называться Воля, забросил купеческие дела и примкнул к освободителям. Вскорости обзавелся семьей, позже - осел в Киеве.
В 1812 году потомок Георгия и мой прадед Петр Воля участвовал в Отечественной войне. Красавец-гусар влюбился в польскую княжну Марию Волянецкую. Женился. Супружеская чета взяла себе двойную фамилию - Воля-Волянецкие.
В 1824 году Петр Воля-Волянецкий примкнул к декабристам. После разгрома восстания 14 декабря 1825 года не стал дожидаться ареста, а с женой и двумя малолетними детьми бежал сначала в Европу, а потом перебрался в Америку. Поселился на западе континента, в Сан-Франциско.
В 1883 году мой отец Сергей
Я родился в 1890 году в родовом имении Ростовцевых в Сосновом Бору. При крещении получил имя Святослав, но в гражданской метрике был записан как Чеслав - отец дал мне имя моего американского деда. Сюда же, в метрику - за дополнительную плату чиновнику-регистратору - было внесено и мое второе имя: Сэмюэль. Папа был без ума от книг Сэмюэля Клеменса, творившего под псевдонимом Марк Твен.
В 1913 году я окончил Санкт-Петербургский университет по кафедре “Механика”. Увлекся воздухоплаванием и авиацией еще на студенческой скамье, и в 1914 году прошел обучение в Рижской школе летчиков. По окончании был направлен на офицерские курсы, стал военным пилотом.
Когда мне исполнилось двадцать четыре, я попал в поле зрения местной группы миростроителей. Что их во мне -молодом офицере-сорвиголове - привлекло, до сих пор не знаю. Vixi et quern dederat cursum fortuna peregi - и прожил жизнь, и прошел путь, который предназначала мне судьба. Участвовал в строительстве восьмидесяти девяти миров включая нынешний. Если пересчитать мой возраст в абсолютные годы, то мне сейчас 7912 лет.
Перед очередной экспедицией на новую Землю у нас, миростроителей, принято очищать сознание от ненужных воспоминаний, знаний и эмоций. Ты сам решаешь, что взять с собой из прошлого в следующую командировку. Как правило, “за бортом” остаются второстепенные переживания, рутинные события, ненужные сведения - весь этот хлам хранится в твоем персональном мыслефайле и может быть тобой затребован при необходимости. А в новый мир берешь только самое необходимое и важное для тебя, в том числе и знания. В багаже знаний весомую часть составляет латинский язык -цивилизации Средиземноморья стали основой прогресса во многих созданных нами мирах. Кроме того, в годы моей молодости, еще в родном мире, я усердно штудировал латынь в гимназии. Поэтому латинские выражения и пословицы сами собой иногда всплывают в сознании. Volens nolens - хочешь, не хочешь.
Так уж получилось, что за время моих скитаний по разным мирам и работы миростроителем, я никогда не бывал на западном побережье Америки. И сейчас здесь, в Сан-Франциско, старался отыскать хоть какие-то следы моих американских предков. Скиталец и “безродный космополит”
Волянецкий искал свой дом —уютный, теплый и родной. Дом, в который бы всегда хотелось вернуться... Тщетно, это был совершенно иной мир, и Воля-Волянецкие, может быть, и живущие в нем, наверное, никогда не жили во Фриско. И, тем не менее, я ездил по городским улицам, губкой впитывая энергию этого большого и красивого города.
Сан-Франциско расположен на полуострове, и ему вечно не хватает места. Сначала город разрастался в юго-западном направлении, вдоль маленькой зеленой долины. Потом постепенно стал перемещаться на склоны окружающих ее холмов. Улицы карабкались вверх, становясь все круче и круче, появились фуникулеры и кабельные трамваи.
Я выехал на ровную, как стрела центральную улицу -“Маркит Стрит”, которая широкой лентой прорезала весь город. Свернул на бульвар Твин Пикс. Близнецы - это довольно высокие и удивительно похожие друг на друга пики-холмы, расположенные в самом центре Фриско. Дорога вверх вилась, как ползущая серая змея. Отсюда город открылся полностью, во всей своей урбанистической и одновременно какой-то хрупкой красе. Тут, на верхотуре, я и принял окончательное решение - все, баста, отдыхаю. События в мире не требовали немедленного возвращения ни в Нью-Йорк, ни в американскую столицу, поэтому известный общественный деятель, футуролог и прогнозист, “пи-эс-ди” - доктор философии Чеслав Сэмюэль Волянецкий решил взять отпуск примерно на недельку. Я очень хотел отдохнуть от этого мира. И пусть мир отдохнет от меня.