Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам
Шрифт:
Военком поднялся с дубового кресла и с высоты огромного своего роста, насмешливо, как казалось Муромцеву, смотрел на него чуть прищуренными светлыми глазами.
— Спасибо за совет, — сухо сказал Муромцев и, кивнув головой, пошел к двери, уже не стараясь скрыть своей хромоты.
— Постойте… Как вас… Кажись, Дмитрий Иванович? Вижу, насмерть ты обиделся. И зря. За эти дни у меня таких, как ты, сотни перебывало. А я хоть и воинский начальник, но не господь бог. Всемогуществом таким не располагаю, чтобы устав нарушать. А тебе скажу, что дел с этим Гитлером на всех хватит. Так что будь жив, Дмитрий Иванович!
«…Пошлю телеграмму Фадееву,
Шел пятый день войны с фашистской Германией и второй — жизни Муромцева в Рязани.
Рязань, на которую возлагались такие надежды, встретила Муромцева совершенно непредвиденно. Его приняли за немецкого шпиона и вчера задерживали дважды.
Со стороны это выглядело так.
Из вагона скорого «Ашхабад — Москва» выходит человек с небольшим фибровым чемоданом. В другой руке у него палка. Оглянувшись по сторонам, он осведомляется у носильщика, где помещается камера хранения, идет туда и преспокойно сдает чемодан, получив взамен квитанцию, торопливо нацарапанную химическим карандашом, выходит на вокзальную площадь, спрашивает у гражданина в распахнутой на груди апашке, как пройти к центру. Идет не спеша, с интересом оглядываясь по сторонам. Вероятно, его уже «засекли». Слишком вызывающа внешность приехавшего. Несмотря на жаркое, солнечное утро, на нем демисезонное пальто из пестренького лодзинского драпа, широкополая фетровая шляпа коричневого цвета, а в руках палка… Нет, черт возьми, не палка, а трость — тонкая и крепкая, с крюкообразной ручкой из настоящего серебра. И потом эти рыжеватые «английские» усы, а волосы под шляпой очень темные, почти черные. Заметно прихрамывая на правую ногу, он неторопливо шествует по главной, довольно оживленной улице, расстегивает пальто и, сбив шляпу на затылок, вытирает платком лоб, щеки, шею. И каждый встречный может убедиться, что лицо незнакомца покрыто резким, желто-черным загаром. Но вот он останавливается перед заманчивой вывеской, выдержанной в белых и салатно-зеленых тонах. Кафе-столовая! На листке бумаги отпечатано меню. Ого! Скоблёнка на сковороде с жареным картофелем и соленым огурцом. Война войной, но есть всё-таки хочется, и человек решительно толкает дверь. Сдав пальто, шляпу и трость в гардероб, он выбирает столик возле окна и подзывает официантку.
— Можно скоблёнку? — Ему хочется не битки, не глазунью и даже не свиную отбивную, а именно скоблёнку.
— Пожалуйста. Только вам придется обождать. Заказное блюдо.
— Хорошо. И бутылку холодного пива.
— Есть «Рижское».
— Всё равно.
В кафе почти все столики свободны. Официантки табунятся возле буфета и, нимало не стесняясь трех-четырех посетителей, в полный голос сводят между собой какие-то счеты. Впрочем, они тотчас же замолкают, когда из помятой запыленной тарелки репродуктора справа от буфетной стойки с хрипом и треском вырывается очередное сообщение Совинформбюро об ожесточенных боях на Луцком направлении. Замолкают и, пригорюнившись, слушают, боясь потерять хотя бы одно слово.
Посетителю приносят раскупоренную бутылку пива… Он жадно выпивает стакан приятно-горьковатого пива и идет в туалет помыться после дороги. В самый неподходящий момент в дверь туалета сильно стучат.
— Занято!
Стук не прекращается.
— Да подождите минуту!
Стучат еще громче, еще настойчивее.
— Черт знает что! — сердито кричит посетитель. — Что случилось?
— Открывайте! Немедленно!
Приходится сбросить крючок. И тут же дверь широко распахивается и в туалет вваливается коренастый плотный парень в синем костюме.
— Почему не открывали? Документы!
— А вы, собственно, кто?
Предъявляется красная кожаная книжечка. Управление НКГБ по Рязанской области.
— Понятно. Вот мой паспорт.
Владелец красной книжечки рассматривает паспорт, затем сверлит злыми карими глазами человека, приводящего в порядок свою одежду, и задает сакраментальный вопрос.
— Что вы здесь делали?
Молчаливое пожатие плечами.
— Ясно. Идите вперед.
Что, собственно, ясно? Приняли за кого-то другого… Вот так гостеприимный город Рязань!
— Но в чем, собственно…
— Не разговаривать! Выходите.
Выходят. Грустный взгляд в сторону столика, на котором уже стоит в пару и аромате небольшая, на одного едока, сковородка. Эх, прощай-прости, скоблёнка!
— У меня пальто.
— Одевайтесь.
Инвалид-гардеробщик подает пальто на вытянутых дрожащих руках, и так осторожно, будто это вовсе и не пальто, а рассвирепевшая очковая змея. Ну, а злосчастная трость — ее змеенок.
— Идите!
— Иду.
— Не разговаривать!
Солнце светит во все лопатки. Задержанному жарко. Оперуполномоченный на полметра сзади. Уверенно печатает шаг. Дышит в затылок. И кажется, почти упирается дулом пистолета в копчик задержанного.
— Не оборачиваться!
Встречные поспешно уступают дорогу и, вероятно, смотрят вслед ненавидящим взглядом. Что ж, война! Захваченный враг не может вызвать сочувствия. Но при чем здесь он?
Весьма ощутимый толчок в спину: надо свернуть в переулок. Точно таким способом туркмены управляют ишаками.
Вышли в первую подворотню. И сразу же из глубокой тени возникает фигура командира в красно-голубой фуражке.
— Вот, товарищ капитан, привел. Обнаружен в кафе «Ласточка». — И передает командиру паспорт.
— Откуда приехали?
— Из Чарджоу.
— Но это же московский паспорт.
— Совершенно справедливо. Но я работал в Чарджоу. Доцент учительского института. Вот…
Задержанный хочет вытащить бумажник, но оперуполномоченный в штатском делает это сам, весьма сноровисто, и при этом успевает ощупать все карманы пальто и пиджака. Нет ли у задержанного оружия?
Бумажник переходит в руки к капитану. Он извлекает из него черную книжечку.
— «Удостоверение… Доцент… заведующий кафедрой русской литературы…» Так… — Очень пристально всматривается в лицо задержанного. По-видимому, сверяет с фотографией, наклеенной на удостоверении. — А как же это вы, москвич, очутились в Чарджоу?
— Долгая история, товарищ капитан. Не время, да и не просто, пожалуй, для рассказа. Захотелось поехать в Туркмению, вот и поехал.
— Допустим. А в Рязань зачем приехали?
— А вы в бумажнике моем покопайтесь. Там вызов есть. Прочтите.
Капитан извлекает вчетверо сложенную бумагу, разворачивает и быстро бормочет:
— «Доценту Чарджоуского учительского…» Гм… «Рязанский педагогический институт в ответ на ваше письмо от…» Ага!.. «Доцента кафедры литературы… Прочесть курс лекций по современной западной литературе…» Гм… «Ректор института…» Подпись Виктора Николаевича… Все правильно! — И укоризненно к оперуполномоченному: — Ну-с, товарищ Любимцев, как же это вы?.. Не знавши брода, да в воду?