Давид Сасунский. Армянский эпос в пересказе Сергея Махотина
Шрифт:
Вернулся палач к Халифу. Передал ему слова Цовинар-хатун.
– Что ж, – решил Халиф, – я согласен подождать. Поглядим, кого она родит, а после казним. Пусть никто не трогает её до этих пор.
Девять месяцев прошло и девять дней. Девять часов и девять минут. Родила Цовинар двух сыновей: одного крепыша, другого послабее чуть-чуть. Армянский священник Меликсет крестил их над тандыром, ибо для каждого христианина свято всё, что связано с именем хлеба. Дал священник имена малышам: старшего назвал Санасаром, младшего – Багдасаром.
Доложили Халифу, что двух сыновей родила Цовинар. Что здоровьем они крепки и растут не по дням, а по часам. Пошёл Халиф взглянуть на мальчиков, и вновь закипела в нём злоба при мысли о неверной жене. Снова послал он палача с острым мечом к Цовинар-хатун.
И опять не дрогнула прекрасная Цовинар:
– Неужели нет у арабов законов праведных? Виданное ли дело: казнить мать, не дав ей вскормить грудных детей! Передай Халифу, что никуда я не убегу от него. Пусть казнит меня, когда подрастут мальчики мои.
Передал палач Халифу слова Цовинар-хатун. Позвал тот своего верного везира:
– Посоветуй, что делать мне?
– Да продлятся дни твои, о повелитель! – отвечал везир с поклоном. – Только ведь в самом деле смерть Цовинар не прибавит тебе ни почёта, ни богатства. Дадим пожить ей ещё десять лет. Подрастут мальчишки – казним её, а может быть, и их тоже. Пока же пусть идёт по миру слава о милосердном сердце Халифа багдадского!
Прошло полгода. Выпросила Цовинар-хатун у Халифа разрешение выходить из дворца, видеть солнце, дышать чистым воздухом. Ибо не подобает людям жить без света, подобно слепым кротам.
Год прошёл. Санасар с Багдасаром стали ростом с пятилетних детей. Но даже те, играя с годовалыми братьями, часто ревели и бежали прочь от их тяжёлых кулачков.
Когда минул им пятый год и шестой пошёл, превратились они в крупных отроков. Стал их священник, отец Меликсет, учить грамоте. И научились братья читать и писать на родном языке.
Однажды захотел Халиф ещё раз взглянуть на детей своей жены Цовинар. Но когда ввели их в тронный зал, когда увидел он их налитые силой мускулистые тела и услышал их гордые и мощные голоса, то такой трепет обуял Халифа, что в страхе приказал он тотчас отвести братьев назад к матери. И когда ушли они, долго сидел в задумчивости, охваченный недобрыми предчувствиями.
Прошло семь лет. Как-то играли Санасар и Багдасар с придворным детьми. Сын везира обиделся за что-то на Санасара и бросился на него с кулаками. Увернулся Санасар и, шутя, отвесил лёгкую затрещину злобному мальчишке. Да, видно, силу не рассчитал. Свернул ему шею, и остался сын везира покалеченным на всю жизнь.
В страшной тревоге прибежал к Халифу везир:
– За что нам такую кару посылает небо?! Эти двое скоро всех наших детей перекалечат!
– Думается мне, – мрачно отвечал Халиф, – что не только детей. Скоро они и нам вцепятся в бороды. Пришла пора найти на них управу!
Братья узнают правду о себе
Однажды утром вышли Санасар с Багдасаром поиграть с детьми. Сдерживали себя, старались руками не размахивать, чтоб не покалечить кого-нибудь опять ненароком. Вдруг дети стали смеяться, пальцами на братьев показывать и громко вскрикивать:
– Ты – пич! И ты – пич! Пич! Пич!
Удивлённые и расстроенные, вернулись они домой. Спрашивают у матери:
– Скажи, кто наш отец? Чьи мы дети? Скажи, не то бросимся в реку и утопимся.
– Как чьи? Вы дети Халифа, – сказал Цовинар, желая успокоить их. Сказала и умолкла, опустив голову.
– Не обманывай нас, матушка, – взмолились братья. – Если б Халиф был нашим отцом, разве осмелились бы дети кричать нам: «Ты – пич!»
– Нашли кого слушать – неразумных детей! Да они просто завидуют, что вы сильнее их, вот и дразнятся.
Санасар и Багдасар успокоились. А через несколько дней опять пошли играть на площадь перед дворцом. Но только вышли, окружила их большая толпа мальчишек, и отовсюду послышались обидные выкрики:
– Ты – пич! И ты – пич! Пич! Пич! Убирайтесь отсюда!
Со слезами на глазах вернулись к матери Санасар и Багдасар. Цовинар и сама вот-вот расплачется. Обняла сыновей и промолвила:
– Сдержите слёзы. Завтра встанем пораньше, пойдём гулять к реке, чтоб отлегла от сердца тяжесть. Обещаю, что расскажу вам правду об отце.
Наутро проснулись они с зарёй, взяли узелок с едой и отправились на берег реки. Ждут братья, когда же мать начнёт рассказывать то, что обещала. А Цовинар лишь вздыхает да молчит.
Не выдержал Санасар:
– Матушка, скажи мне, кто мой отец. А если не скажешь – утоплюсь.
– Нет у тебя отца, сынок… – тихо ответила Цовинар.
– Матушка, – покачал головой Санасар. – Я ведь не от камня, не от дерева зачат. Верно, человеком был мой отец.
И тогда рассказала наконец Цовинар, как оказалась однажды на берегу морском. Как мучила её жажда. Как Бог открыл ей сладкий родник в морском валуне. Как выпила она две пригоршни воды…
– От этой воды и послал мне вас Господь. От полной пригоршни – могучего Санасара, от неполной – буяна Багдасара.
– Спасибо, матушка, что открыла нам правду, откуда мы родом, – поклонились eй братья. – Скажи нам теперь, откуда родом ты сама?
– Дети мои дорогие, – ответила Цовинар-хатун. – Издалека привезли меня сюда. Любимый Айастан – моя родина. А я – царя армянского дочь.
Неудавшаяся жизнь
Шло время. С каждым днём всё печальней становилось прекрасное лицо Цовинар-хатун,; всё чаще наполнялись слезами её ясные глаза.