Давние чувства

Ниссенсон Джанетт

— Похоже, ты чуток разбираешься в этом. Да?

Она улыбнулась и кокетливо подмигнула.

— Можно сказать и так, Голубые Глаза. Кстати, меня зовут Лорен. Лорен МакКиннон. Мой дядя Малкольм профессиональный фотограф. Он написал много книг на эту тему, а также устраивал выставки и бла, бла, бла. В пять лет он дал мне камеру. Так что, да, я «чуток» разбираюсь в этом. И я знаю, что твой фотоаппарат, — она пренебрежительным взглядом одарила его камеру, — я не дала бы даже ребенку.

Бен издал низкий свист.

— Малкольм МакКиннон. Да, я слышал о нем. Он один из самых известных фотографов природы за последние

несколько десятков лет. О, я — Бен. Бен Рафферти. И я, ах, уже ухожу. Я, действительно, не хотел вторгаться на частную собственность.

— Постой.

Лорен продолжала неодобрительно покачивать головой на камеру, которую все еще держала в руках. Надо признать, что в дисконтном магазине электроники он положился на мнение занудного продавца, который и порекомендовал ему этот фотоаппарат, поскольку деньги были проблемой, Бен не мог позволить себе что-то более навороченное.

Она перевела взгляд с камеры на океан, а потом на него.

— Ты прав. Вряд ли ты найдешь лучший вид, чем этот в этой части побережья. И было бы уголовным преступлением публиковать снимок моего пляжа, сделанный таким куском дерьма.

Бен усмехнулся.

— Твоего пляжа? Мне казалось, что побережье собственность государства.

Лорен пожала плечами.

— Фигурально выражаясь. Но официально этот вид принадлежит моим родителям. Я имею в виду, дом как минимум. Не хочешь зайти на минутку, чтобы я взяла нормальную камеру?

Он с удивлением взглянул на нее.

— Уверена, что хочешь пригласить незнакомца, не говоря уже об известном нарушителе, к себе домой?

Она ухмыльнулась, внимательно окинув его фигуру.

— Ну, дорогой, из того, что я вижу, могу сказать, что под футболкой и джинсами действительно накаченное тело. Но я укладываю парней твоего роста, не потея, так что, нет, я не беспокоюсь по этому поводу. — И видя его недоверчивый взгляд, она добавила. — Я начала заниматься боевыми искусствами также, когда мне было пять лет. У меня три черных пояса по кунг–фу, каратэ и дзюдо, и я работаю над четвертым в капоэйре.

Бен еще раз более внимательнее оглядел подтянутое, загорелое тело, но ему показалось, что, на самом деле, она даже не способна пнуть его по щиколотке, не говоря уже о том, чтобы уложить наповал. Ее маленькая фигурка совершенно его пугала, но мерцающие изумрудным огнем глаза заставили чувствовать себя немного странно.

— Ну, в таком случае, разве я могу отказать? — ответил он. — Показывай дорогу.

Он двигался за ней вверх к подъездной дорожке, пораженный тем, что она даже ни разу не вздрогнула, легко ступая босыми ногами по гальке. Ему пришлось нырнуть головой, пробираясь за Лорен сквозь живую высокую изгородь, росшую по периметру дома, чтобы подняться на широкую террасу из красного дерева с задней стороны дома. Стоило им сделать шаг на террасу, как с радостным лаем к ним кинулись три австралийские овчарки. Несколько минут они особенно увлеченно вылизывали лицо Бену, крутились вокруг его ног, пока он каждую не почесал за ушами, потом Лорен резко скомандовала, и собаки мгновенно слушаясь, разбежались по разным углам террасы. И в третий раз за последние пятнадцать минут у него пропал дар речи, как только он вошел в дом Лорен.

Это было самое странное ощущение (не похожее на дежавю), но у него было такое чувство, будто после стольких

лет, он, наконец, вернулся домой. Пока он рос в Огайо, ни один из домов своих родителей он не считал своим. Его родители развелись, когда ему было семь, и он периодически жил то у матери, то у отца, которые повторно обзавелись новыми семьями, причем очень быстро. Ему было трудно, скорее даже невозможно, чувствовать себя у них комфортно, делая вид, что это его дом.

Когда он учился в институте, то жил в общежитиях или также со студентами снимал студии, которые он ему все время приходилось делить с кем-то еще. С тех пор он много переезжал с одного места на другое, в основном живя в дешевых арендованных комнатах, никогда не называя их своим домом.

Но сейчас медленно идя по террасе из красного дерева, которая была настолько же захватывающей, как и окружающей вид, Бен вдруг почувствовал мгновенное сходство с домом (больше коттеджем, отметил он про себя), было такое ощущение будто само дерево и стеклянные перекрытия разговаривали с ним, узнавая и приветствуя возвращение домой. Он ощущал покой, сопричастность, которую очень давно не чувствовал.

Он провел рукой по косяку двери, следуя за Лорен внутрь.

— Это... Это невероятно… единственное слово, которое приходит на ум. Даже перед тем, как я зашел внутрь, уже почувствовал, насколько особенное это место.

Лорен улыбнулась ему, ее зеленые глаза светились радостью.

— Ты чувствуешь, да? Мне всегда казалось, что этот дом волшебный, когда я была маленькой девочкой, я твердо верила, что здесь живут феи или эльфы. И хотя, когда нам с сестрой исполнилось пять, и мы не жили здесь постоянно, я всегда считала этот коттедж своим настоящим домом.

Бен вошел в главную комнату коттеджа, которая на беглый взгляд оказалась гостиной-столовой. Полы были из твердого, искусственно состаренного дуба, потолок высокий с наклоном, с выступающими балками. Мебель выглядела удобной и хорошо использованной, все было подобрано таким образом, чтобы соответствовать деревенскому колориту.

Лорен ловко вскарабкалась по винтовой лестнице, он подумал, в лофт, а Бен тем временем быстро решил оглядеться вокруг, замечая ряд деталей. Дальше к просторной, с высокими потолками большой комнате, прилегала кухня, ванная комната и спальня. Коттедж определенно был маленьким для большой семьи, но безусловно здесь было достаточно места для одного или двух человек.

Его взор упал на морской пейзаж в рамке над встроенным каменным камином. Об искусстве он знал еще меньше, чем о фотографии, но даже на свой взгляд обывателя он смог распознать, что картина была нарисована профессионалом. Здесь были и другие, поменьше картины, столь же великолепные работы, висевшие в разных местах на стенах, и Бен понял, что все их нарисовал одним и тот же художник.

Легкий скрип половиц предупредил его о присутствии Лорен, и он почувствовал такую же реакцию «громом пораженный», снова повернувшись к ней лицом. «Господи, она была прекрасна», — дико подумал он, задаваясь вопросом, все ли ее фигуристое маленькое тело такое же золотистое от загара, как и ту часть ее кожи, которую он видел перед собой. Ухмылка на ее лице сказала, что она отлично видит ход его извращенных мыслей, и он почувствовал, как у него стали краснеть щеки, словно он был подростком, которого засекли с порнографическим журналом.