Шрифт:
Этот год для меня юбилейный. Оглядываясь назад, понимаю, что то, что было, уже стало историей, историей впечатлений, быта, культуры, работы, отношений, в общем, жизни … Истории, которую, помнят, знают и понимают, уже, увы, не многие… Вот, я и подумал, почему бы через рассказ о небольшой части истории нашей семьи, не рассказать хотя бы, немного об истории великой страны: Союза Советских Социалистических Республик.
Понятно, что что-то я могу не вспомнить, да и в том, что вспомню, могут быть какие-либо неточности, особенно в отношении указываемых мною размеров, в таких случаях, я стараюсь оговориться; но все же поскольку, как ни как, воспоминания охватывают много лет, а запоминались и, естественно, теперь вспоминаются только те факты и события, которые, как говорится, «запали» в голову или сердце; какие-то детали могут остаться без моих отговорок или содержать ошибки, возможно, в чем-то и не совпадать с воспоминаниями моей мамы, известным по ее замечательной книге «Да, были времена …» (М., 2018 г.). Возможно, мои воспоминания
***
Мы жили в «красном» кирпичном доме по Октябрьской улице. Дом был трехэтажный. Два окна нашей квартиры: одно – из комнаты, другое – из кухни, выходили на эту улицу. Если смотреть от Москвы, то он был вторым: первым был угловой. Подъездов в доме было, если не ошибаюсь, два. Мы жили во втором на третьем этаже, дверь квартиры была как раз напротив маршевой лестнице. Слева, если смотреть на нашу дверь, была дверь соседней квартиры, а, вот, сколько дверей было справа, точно не помню, почему-то, возможно потому, что не помню точное местонахождение металлической из двух вертикальных и нескольких горизонтальных то ли квадратного сечения, то ли круглого лестницы на чердак, закрывавшийся металлической горизонтальной крышкой и, если не ошибаюсь, навесным замком, мне кажется, что была одна, хотя не исключено, что и две… Лестничная площадка от лестничного марша и до правой стены была огорожена металлическими перилами. Металлическими были и перила вдоль всего лестничного марша с первого до третьего этажа. Поручни перил были деревянные, но не помню, чтобы кто-либо при мне хотя бы раз пытался скатиться с них.
Квартира наша была однокомнатной, в ней кроме комнаты была кухня, туалет и ванная. Входишь в дверь квартиры и попадаешь в неширокий и недлинный коридор, из которого слева дверь в комнату, справа дверь в туалет и дверь в ванную, хотя может быть, не помню, сначала в ванную, а потом в туалет. Прямо по коридору была дверь в кухню. В комнате и на кухне было по одному окну, выходившему на Октябрьскую улицу. Не помню, но думаю, что под подоконниками было по батарее, как раньше говорили, «парового» отопления. Централизованного горячего водоснабжения не было, было только холодное. Воду или кипятили на кухне, по-моему, главным образом на «керосинке», потому что плита топилась дровами, и я не помню, чтобы ее растапливали. Хотя, помнится, я посиживал на ней, и она была теплой, значит, ее все-таки топили, но зрительно картинку растопки я не помню. Сидел я, конечно, не на самих конфорках, их чем-то накрывали, чтобы я мог сидеть на плите. «Керосинку» ставили на эту плиту и варили еду и кипятили чай, помню, «керосинку», бывало, даже ставили на пол в коридоре и варили, почему-то мне кажется, что холодец. Плита напоминала современную: на квадратной поверхности четыре конфорки, спереди большая откидывающаяся дверь, но не помню, со стеклом или нет.
В ванной комнате прямо напротив двери в нее горизонтально от одной стены до другой и вдоль третьей стены стояла обычная чугунная ванна, слева была раковина с бронзовым, а может быть медным под бронзу, краном холодной воды, а справа от двери большой высокий черный металлический, наверное, чугунный «титан». «Титан» был в одном цилиндрическом корпусе, в нем было две секции: нижняя – поменьше размером с топкой, закрывавшейся чугунной дверцей с засовом, и верхняя – намного большего размера с емкостью для воды. Очевидно, из этой верхней части был кран для слива нагретой воды. Воду из титана использовали для мытья в ванне и стирки. Как стирали в ванне, я не помню, помню, до того, как была куплена электрическая, сохранившаяся в рабочем состоянии с сейчас, машинка «ЗВИ» (Завод имени Владимира Ильича) стирали в сером жестяном примерно метровой длины, около семидесятисантиметровой ширины и примерно двадцатисантиметровой глубины корыте, который так же сохранился. Купали ли меня и, позже, моего брата Сергея в нем не помню. Кстати, в покупке стиральной машины принимал участие и я, но как принимал: просто мама и папа взяли меня с собой, поехав за покупкой. Помню, вернулись мы домой тогда, когда уже было очень темно, и то, как светились в темноте огромные, по-моему, квадратные витринные окна универмага.
«Титан» топили дровами, следовательно, из него была вытяжка в дымоход. Балкона в квартире не было, сушили постиранное на улице, слева от нашего подъезда была площадка, где были натянуты, привязанные к столбам, веревки.
Дрова, очевидно, покупались. Но где я не знаю. Помню только один эпизод о них. Он был летом, так как на улице было очень тепло, я с соседскими мальчишками, имен и фамилий я не помню, играли в сквере около дома. Так, вот, к нашему подъезду подъехал грузовик, из кабины вышла бабушка, потом водитель, они открыли задний борт кузова, и выгрузили из него разные по размерам, но в целом короткие, бруски и доски, видимо, отходы, а также, необычный столик: на толстой резной ножке было круглая плоская крышка, в общем, «грибок». Не помню точно, но возможно кроме этого «грибка» был еще один стол: квадратный, на четырех гладко выструганных ножках, крышка его и полочка под ним были фанерными, окантованные узкими досочками. Этот стол, правда, с укороченными ножками до сих пор нами используется на даче. «Грибок» был некрашеный, а относительно этого стола не помню, но помню, что позже они были коричневого цвета, при чем если «грибок» был покрыт краской и лаком, то стол, скорее всего «морилкой», так как видна текстура дерева. Думаю, что и «грибок», и стол были изготовлены по бабушкиному заказу на заводе тем же мастером, что большой массивный раздвижной круглый стол, также сохранившийся до сих пор. Мебельные изделия были перенесены в квартиру, а отходы как дрова – в наш отсек подвала.
Мне говорили, что изначально подвал предназначался под бомбоубежище. Он располагался под первым этажом по всей длине и ширине дома и вход в него был из каждого подъезда, по-моему, у первого марша лестницы. Подвал был темный, в нем были лампочки, но они освещали очень скудно, да и то, только в проходах между отсеками, поэтому в отсеках всегда было, мягко говоря, темновато. Отсеки были расположены справа и слева от прохода, они были выгорожены досками, кажется, «горбылем», каждый из них имел сделанные из такого же «горбыля» двери, закрывавшиеся на навесной замок. Кроме дров, в отсеках хранили картофель и, очевидно, домашние заготовки. Каждый отсек был закреплен за отдельной квартирой. Наш отсек был слева от прохода, помню, в нем стояла большая деревянная кадка с квашеной капустой. В подвале всегда был затхлый, влажный, если не сырой, неприятный запах. Я ходил в него с бабушкой Леной, было интересно, но страшновато. Поэтому я был рад, когда дедушка Сергей, который, как я понимаю, очень любил меня, дал мне большой аккумуляторный фонарь, который, как мне рассказал дедушка, использовался на железнодорожных путях Катуаровского, тогда еще кирпичного, завода. Фонарь представлял из себя прямоугольный зелено-серого цвета деревянный размером примерно 25 см высотой, порядка 40 см длиной и более 15 см шириной ящик, с лицевой стороне которого была белая стеклянная «фара». Фонарь имел брезентовый зелено-желтоватый длинный для его ношения через плечо ремень. С фонарем в подвале было намного светлее и спокойнее, но, не знаю почему, светил он как-то очень недолго, мне сказали, что разрядились аккумуляторы и его вернули дедушке. Для моего возраста фонарь, конечно же, был тяжеловат.
О туалете говорить практически нечего. Его помещение я называл уборной. В туалете белый фаянсовый унитаз был соединен зеленой вертикальной примерно пятисантиметровой толщины трубой с расположенным почти под самым потолком таким же зелены, очевидно, чугунным, наполняемой самотеком водой из подключенной к нему водопроводной трубы, бачком с зеленой чугунной крышкой; к рычажку слива воды ,расположенному сбоку ближе к крышке бачка, была прикреплена металлическая, около метра длиной, собранная из, по-моему, треугольной или вытянутой трапециевидной формы звеньев цепочка, свисавшая вниз и завершавшаяся белой фаянсовой в виде неширокого десяти-двенадцати сантиметрового округлого усеченного конуса рукояткой.
Кухня была, по-моему, квадратная и использовалась не только по назначению по крайней мере, после рождения моего брата Сергея. Почему? Потому, что по левой стене кухни сразу, как входишь, стояла большая, сохранившаяся и по ныне, металлическая кровать с пружинной панцирной сеткой, казавшаяся мне, маленькому, тогда очень высокой. Эта была кровать бабушки. Боком к окну между кроватью и плитой стоял квадратный стол, кроме приготовления пищи, его бабушка использовала для шитья: ставила на него сохранившуюся до сих пор ручную швейную машинку «Зингер». Бабушка была настоящая рукодельница. Мне нравилось смотреть, как она шьет: вращает ручкой колесо швейной машинки, игла ходит вверх-вниз, ритмично постукивая, ткань выползает все больше и больше из-под иглы, бабушка придерживает и направляет ее рукой, катушка вращается, натягивающейся ниткой.
Бабушка всегда давала мне, предварительно отключив сцепление колеса с машинкой, повращать колесо, а со временем научила меня и нитку в иголку вдевать, и шить на машинке. Помню, из-за того, что ее глаза стали слабеть даже в очках, она придумала и стала подкладывать под иголку чистый белый лист бумаги, так ей было легче вдевать нитку в ушко иголки. А, бывало, говорила мне: «Вдень мне нитку, у тебя глазки молоденькие…» и я никогда не отказывался. Умела она и заменить при необходимости иголку, в сложных случаях ремонтом швейной машинки занимался папа.
За этим столом меня, когда мои родители были на работе, кормила бабушка. Запомнилось: на столе передо мной стоит тарелка с манной кашей, на поверхности каши в центре лежит и медленно тает плоский кусочек сливочного масла, кусочек расплывается, вокруг него образуется желто-золотистая по краям слегка пузырящаяся масляная пленка, бабушка перемешивает ее и дает мне ложку. А я есть кашу не хочу, тогда она берет ложку, черпает ею кашу и подносит полную каши ложку к моему рту. Я мотаю головой, отказываясь, а она настаивает, я снова отказываюсь, тогда она говорит: «Ну, давай, за маму …» и я съедаю кашу с ложки. Бабушка вновь черпает ложкой кашу и подносит ее мне ко рту: «За папу …», я опять ем. И так продолжается, и продолжается, при этом бабушка называет всех родных, которых я знаю. Кстати, помню, точно такая ситуация была и с моим братом Сергеем.