Давший клятву
Шрифт:
– Наша собственная маленькая буря. Пойманная, заточенная в кристалле, направленная в нужное русло.
Таравангиан улыбнулся. В его глазах отражался буресвет рубина.
– Далинар Холин… не возражаешь, если я задам тебе вопрос? Откуда ты знаешь, что правильно?
– Сложный вопрос, ваше величество.
– Пожалуйста, просто Таравангиан.
Далинар кивнул.
– Ты отверг Всемогущего, – пробормотал король Харбранта и Йа-Кеведа.
– Я…
– Нет-нет. Я не осуждаю тебя за ересь. Мне все равно. Я и сам подвергал сомнению существование этого божества.
– Я чувствую, что бог должен существовать, –
– Разве наш долг как королей не в том, чтобы задавать вопросы, которые пугают разум и душу других людей?
– Возможно. – Далинар изучающе взглянул на Таравангиана. Король казался погруженным в размышления.
«Да, внутри еще живет что-то от старого Таравангиана, – подумал Далинар. – Мы его недооценили. Может, он медленный, но это не значит, что он утратил способность мыслить».
– Я почувствовал тепло, – объяснил Далинар, – пришедшее из некоего иного места. Свет, который почти вижу. Если бог и существует, то это не Всемогущий – или Честь, как он сам себя называл. Он был существом. Могущественным, но всего лишь существом.
– Тогда откуда ты знаешь, что правильно? Что тебя направляет?
Далинар наклонился вперед. Он как будто увидел что-то большое в недрах светящегося рубина. Оно двигалось, как рыба в миске.
Тепло продолжало омывать его. Свет.
– На шестидесятый день прошел я город, чье имя пускай останется неназванным. Хоть я все еще находился в землях, где меня называли королем, от дома уже сильно удалился, чтобы остаться неузнанным. Даже те люди, что каждый день имели дело с моим лицом – в виде моей печати, удостоверявшей их полномочия, – не узнавали в скромном путнике своего короля.
Таравангиан посмотрел на него, сбитый с толку.
– Это цитата из книги, – пояснил Далинар. – Давным-давно один король отправился в путешествие. Его пунктом назначения был этот город. Уритиру.
– А-а… – протянул Таравангиан. – «Путь королей», верно? Адротагия упоминала эту книгу.
– Да, – сказал Далинар и продолжил цитировать: – В этом городе я обнаружил людей, сбитых с толку. Было совершено убийство. Напали на свинопаса, который охранял свиней одного помещика. Он прожил достаточно, чтобы шепнуть: в преступлении повинны три других свинопаса, которые сговорились между собой. Я прибыл, когда задавали вопросы и допрашивали подозреваемых. Видите ли, на службе у помещика было еще четыре свинопаса. Трое из них были ответственны за нападение и, скорее всего, могли бы избежать подозрений, если бы довели свое мрачное дело до конца. Каждый из четырех громко заявлял, что он не участвовал в сговоре. И никакие допросы не помогали выяснить правду.
Далинар умолк.
– И что же случилось? – спросил Таравангиан.
– Сперва он не говорит, – ответил Далинар. – На протяжении всей книги он снова и снова задает этот вопрос. Трое из этих мужчин – опасная угроза, поскольку они виноваты в преднамеренном убийстве. Один невиновен. Что бы вы сделали?
– Повесил всех четверых, – прошептал Таравангиан.
Далинар, изумленный столь кровожадным заявлением, повернулся к собеседнику. Таравангиан выглядел опечаленным, а вовсе не кровожадным.
– Долг помещика, – пояснил Таравангиан, – в том, чтобы предотвратить дальнейшие убийства. Сомневаюсь, что описанное
– А как же невиновный?
– Один невиновный умрет, но мы остановим троих убийц. Разве это не лучшее из всего, что можно сделать, и не лучший способ защитить своих людей? – Таравангиан потер лоб. – Буреотец. Я кажусь безумцем, верно? Но разве это не особый вид безумства – возлагать на себя ответственность за такие решения? На подобные вопросы трудно отвечать, не раскрывая собственного лицемерия.
«Лицемер», – прозвучало в голове Далинара обвинение Амарама.
Они с Гавиларом не прибегали к милым оправданиям, когда отправлялись на войну. Они делали то, что полагалось мужчинам: завоевывали. Лишь потом Гавилар попытался обелить их действия.
– Почему бы не отпустить их всех? – спросил Далинар. – Если невозможно доказать, кто виновен, если нельзя узнать наверняка, я думаю, их надо отпустить.
– Да… один невиновный из четверых – слишком много для тебя. В этом тоже есть смысл.
– Нет, любое количество невиновных – это слишком много.
– Ты так говоришь, – сказал Таравангиан. – Многие люди так говорят, но ведь невинные и впрямь становятся жертвами наших законов – ибо все судьи несовершенны, как и наши знания. В конце концов обязательно казнят человека, который этого не заслуживает. Таково бремя, возложенное на общество в обмен на порядок.
– Ненавижу это, – тихо проговорил Далинар.
– Да… я тоже. Но дело не в морали, верно? Дело в границах. Скольких виновных можно наказать, прежде чем смириться с одной невинной жертвой? Тысячу? Десять тысяч? Сотню? Если призадуматься, все расчеты бессмысленны, не считая одного. Было ли сделано больше добра, чем зла? Если да, то закон сделал свою работу. И поэтому… я должен повесить всех четверых. – Он помедлил. – И я буду плакать каждую ночь из-за того, что сделал это.
Проклятие. Далинар снова изменил свое мнение о Таравангиане. Король вел тихие речи, но не был тугодумом. Он просто любил все как следует обдумать, прежде чем действовать.
– Нохадон в конце концов написал, – сказал Далинар, – что помещик нашел компромисс. Он посадил всех четверых в тюрьму. Хотя наказанием должна была быть смерть, он соединил вину и невиновность и решил, что усредненная вина каждого из четверых заслуживает лишь тюремного заточения.
– Он не захотел принять окончательное решение, – возразил Таравангиан. – Он искал не справедливости, но возможности успокоить свою совесть.
– И тем не менее есть и тот выход, который нашел он.
– А твой король сообщил, что бы сделал он сам? – спросил Таравангиан. – Тот, кто написал эту книгу?
– Он сказал, что единственный путь – позволить Всемогущему решать, и пусть каждый случай удостоится особого решения судии, в зависимости от обстоятельств.
– Значит, он тоже не захотел принимать окончательное решение, – сказал Таравангиан. – Я ожидал от него большего.
– Его книга – о путешествии, – возразил Далинар. – И эти его вопросы… Я думаю, он так и не определился с ответом. Мне бы хотелось иного.