Дай мне руку
Шрифт:
— Никому ни слова.
— А смысл? — развела руками Вера, — весь ваш отдел думает, что вы тут постоянно спите.
— Ну не на диване же.
— А чем плох диван?
— Неудобно, — пожал плечами министр, Вера фыркнула:
— Да ладно, отлично.
— Ну, в принципе, смотря как, — кивнул он, потом зажмурился, встряхнул головой и прошептал: — Куда-то мы не туда свернули.
Вера рассмеялась, опять взяла вилку:
— Не так уж и отличаются наши миры.
— Отличаются, — качнул головой министр, — просто я по-другому к этому отношусь, я весь мир объездил, изучал разные культуры…
— Интересную тему для изучения вы выбрали, — мурлыкнула Вера, он улыбнулся на одну сторону, бросил на неё укоризненный взгляд:
— Молодой был, любопытный.
— А сейчас старый и уставший от жизни, — собезьянничала она, он невесело усмехнулся:
— Чужие культуры изучать уже не тянет. Тут со своими бы разобраться.
— Внутренний конфликт? — улыбнулась она, он резко отвёл глаза, она перестала улыбаться, настороженно ожидая ответа. Министр качнул головой:
— Внешний. Карнская должность требует одного, а цыньянская семья — другого. И выкручивайся, как хочешь.
Вероника почувствовала, что ступает на зыбкую почву, по которой лучше не ходить, замерла и застыла, ожидая действий от него. Сейчас он либо начнёт рассказывать и разговор станет серьёзным, либо съедет с темы и тему нужно будет замять, выбор за ним.
Министр какое-то время молча смотрел в стол, мрачнея на глазах, потом криво усмехнулся и несерьёзно сказал:
— Завтра будет Тяжелый День, — с иронией посмотрел на Веронику, — постараюсь с вами не увидеться. Зато Двейн сможет отыграться за все обиды.
— А почему постараетесь со мной не увидеться? — мягко улыбнулась Вера. — Я же говорила, что вы можете обращаться. Узнаем друг о друге много нового, подушками покидаемся.
Он улыбнулся и опять взял вилку:
— Давайте вернёмся к вашим вопросам.
— Вы не ответили на последний.
Министр замер, зажмурился и положил вилку, запустил пальцы в волосы и мрачно посмотрел на Веру:
— Никогда не думал, что мне придётся объяснять подобные вещи.
— Это плата за монополию, — развела руками Вера. — Если не хотите, не отвечайте, я спрошу у кого-нибудь другого.
— Никто вам этого не расскажет, это цыньянская традиция, а в Карне принято на цыньянские традиции плевать. Георг Шестнадцатый ввёл моду на пренебрежительное отношение к цыньянской культуре, поэтому даже те, кто что-то знает, делают вид, что ничего не знают, это считается особым шиком — специально подчеркнуть, что не в курсе того, что нельзя делать или говорить при цыньянцах, а если удастся поставить их этим в неловкое положение, то лавры хорошего шутника обеспечены.
— Сомнительная какая-то дипломатия, — поморщилась Вера, министр пожал плечами:
— Он король, имеет право.
— Так что там с тем парнем? — попыталась вернуть его к теме Вера.
Министр медленно глубоко вдохнул и поднял глаза:
— Верите в любовь с первого взгляда?
— Нет.
— Почему? — поднял брови он, она фыркнула:
— Для этого нужна причина? Просто не верю.
Он впечатлённо дёрнул бровями, помолчал, потом сказал:
— А как же ваши слова о том, что любовь, как пуля, выпущенная из неизвестности?
«Он запомнил…»
Она отвела глаза, пытаясь вернуть себя с небес на землю, приподняла плечи:
— Иногда люди внезапно влюбляются в тех, кого знали долгое время, но не обращали внимания. А причём тут это?
— Вы ему понравились, — с бесконечным терпением ответил министр, таким тоном, как будто объясняет азбучные истины неразумному ребёнку. — У цыньянцев считается, что любовь бывает только такая, увидел и всё понял, никак иначе. А когда мужчине нравится женщина, ему хочется быть к ней как можно ближе, но это не всегда возможно и прилично. В этом случае он пытается заполучить хоть что-то от неё, что-то, к чему она прикасалась, а лучше — оставила след. Лучший вариант — это рисунок или каллиграфия, но требовать рисунок при первой встрече — это наглость, потому что женщина не обязана тратить время и силы на мужчину, которого впервые видит. Каллиграфия — более приемлемый вариант, потому что это несложно, просто черкнула пару символов из жалости и всё. А он на них молиться будет.
— Как всё сложно, — впечатлённо вздохнула Вера.
— У вас такого нет? — Она качнула головой. — Да ладно, хотите сказать, что у вас никто никогда не просил рисунок?
«Только вы…»
Вера внезапно почувствовала озноб от этой мысли, подняла глаза, с долей юмора посмотрела в тёмные глаза министра Шена.
«А зачем вам мой рисунок?»
Прочла в его глазах: «только попробуйте сказать это вслух!» и улыбнулась шире.
«И что тогда будет?»
Министр заметно напрягся, отвёл глаза, Вера увидела в нём какой-то неожиданный страх, неуверенность, вдруг поняла, что он сам не знает.
«Но почему-то эта возможность его пугает.»
Она попыталась опять поймать его взгляд и успокаивающе улыбнуться:
«Ладно, я не буду это спрашивать.»
Поняла, что он слишком сосредоточен на том, чтобы не показать, насколько нервничает, чтобы замечать такие тонкости, отвела глаза.
«Что он спрашивал?»
— У меня часто просили рисунки, — мягко сказала она, глядя в стол, — но просят в основном уже готовые, просто потому, что рисунок понравился, а не потому, что это я рисовала.
Вопросительно посмотрела на него:
«Легче?»
Прочитала в его глазах: «да, спасибо» и улыбнулась, он тоже улыбнулся, отвёл глаза:
— Давайте остальные вопросы после чая?
Она тихо рассмеялась и кивнула, взяла вилку:
— Когда вам уже можно будет есть всё?
— Нескоро, — вздохнул он. — Магия легко сращивает кожу, мышцы чуть хуже, связки и органы ещё хуже. А кости вообще с большим трудом, их сращивать могут только очень сильные маги, остальные просто фиксируют и ждут, когда само заживёт. Ещё.