Даймон
Шрифт:
Походя, словно речь шла о вещах не слишком важных, Мбомо заметил, что по его сведениям, армия Калимботы окружена, её судьба решится в ближайшие дни. Войска же леди Ньямоаны уже не существует.
Пока мы допивали кофе, солдаты в синих мундирах закончили собирать трофеи и разбираться с пленными. Насколько я мог видеть, из мачака в живых не оставили никого, новобранцы же, перепуганные и сбитые с толку, выказывали полнейшую покорность. Самое время было спросить о леди Ньямоане и своей собственной судьбе. Однако, совершенно неожиданно для самого себя, я поинтересовался иным: загадочными
Мбомо развёл руками. Он — человек военный, офицер, привыкший к вещам сугубо материальным. По его сведениям в горах и в самом деле обитает некое племя, пользовавшееся немалым авторитетом среди аборигенов. Пришельцы с Перечного берега предпочли не трогать их, но договориться. Однако подробности ведомы лишь правительству. Сам полковник Джордж Вашингтон Мбомо Смит в колдунов не верит. Случай же с Викири объясняет просто: девочка, будучи действительно родом из здешних мест, прониклась ко мне симпатией и пыталась предупредить об опасности.
Могло быть и так, однако объяснение в любом случае не полно. Но о Даймоне и обо всем, что с ним связано, Мбомо не знает, я же не стал отвлекать его мистическими байками. У полковника Смита и без этого много хлопот. Он на службе, он выполняет свой долг, выполняет приказ.
Солдат, не спрашивай!
О леди Ньямоане знаю лишь то, что она жива. О себе могу сказать то же самое.
Дорожка 11 — «Танго Магнолия»
Автор музыки и слов Александр Вертинский. Исполняет Олег Погудин.
(2`34).
Можно по-разному оценивать «серебряный голос» Олега Погудина, но Вертинского он исполняет хорошо. Может, потому что он и сам несколько жеманен и фатоват.
Товарищ Север спрятал мобильник, на солнышко поглядел. Весеннее, ярко светит! Пусть воздух пока холодный, и ветер налетает, но все равно — хорошо. Почки набухли, вот-вот первые листья выклюнутся…
Весна!
Да, весна. Апрель. Жёлтая громада университета, маленький мостик, шум трамваев внизу. Варя ещё не пришла…
…Черт знает что творится! Сколько взрывов было? Два? Четыре?
Рука нырнула в карман, нащупала кожаный футляр мобильника. Хорсту что ли звякнуть? Пусть своих ребят подбодрит. В самом деле! Виданное ли дело: командиру областного подполья обстановку доложить толком не могут. Взорвали — ясно. А где, сколько, главное же — кто и почему…
Опаздывает Варя. Непохоже на неё!
Вновь рука в кармане. Шоколадка на месте? На месте — «Свиточ» молочный с орехами. Смешно, если подумать. Можно белый «мерс» подогнать, устроить свиданку в новом ресторане на Лермонтовской. Целых три их там, новых: «Диканька», где Федя Березин парней из «Опира» спаивал, «Старгород» с пивом чешским, вдобавок ко всему «Венский дом» в четыре этажа. Выбирай — не хочу. Но не в «мерсе» дело, не в ресторане, и не в конспирации (кто смотреть станет?). Хотелось встретиться, как когда-то — у мостика, с шоколадкой в кармане. Для того и старую куртку надел, а не новое пальто из бутика.
Где же Варя?
Со взрывами, конечно же, ерунда получается, ерундовее не бывает. С утра мобильник ахтунгом завопил. Для подобных случаев товарищ Север поставил особую мелодию — «Танго Магнолия». Если не Хорст, не Женя (эх, Женя!), не мама, значит, ахтунг, ахтунг. «В бананово-лимонном Сингапуре» — или сержант Михаил Ханенко или Василий-антифашист. Вот и начали трезвонить, не утро — сплошной Сингапур.
Первый взрыв — в универсаме «Юси» на Алексеевке. Есть раненые.
«Это не мы, Алексей Николаевич! Не мы!..»
Второй — в «Сельпо»-мегамаркете, тоже на Алексеевке. И там раненые, больше десятка, двое — тяжело.
«Алексей Николаевич, может, наши менты из АГ-2 шкодят? Ох, не верю я им!»
Третий и четвёртый — на Салтовке, поближе к Алёшиной комнате. Без крови обошлось, только стекла разметало. «В бананово-лимонном Сингапуре, когда поёт и плачет океан…»
— Здравствуй, Алёша!
— Здравствуй, Варя!
Изменилась! Пальто новое (тоже из бутика?), берет… Не в берете дело. Изменилась!
— Ну, як дела, малюня? Як твоя дивчина? Письма пишет?
— Какая? А! Она не моя, мы просто… Ты-то как?
В новостях после полудня сообщили. Не четыре взрыва, а два. И раненых всего ничего, то ли трое, то ли четверо. Все прочее — слухи, оснований не имеющие. Не поддавайтесь панике, дорогие сограждане!
— Я добрэ, Алёша, все в мэнэ хорошо. По тебе скучаю, но… Ничего, вважай, прошло. А та дивчина, ничего, справна. Неужели меня лучше?
— Варя! Мы просто… Просто друзья. Ей нужно помочь и… Спасибо тебе… Варя, что у тебя случилось?
А как панике не податься? Опустели супермаркеты, отхлынул народ подальше от смерти. Всякое в городе было, но бомбы с 1943-го не взрывались. Телепередачи прервали, вышел к экрану Нам Здесь Жить, новоизбранный мэр, понёс околесицу. Послушать, так словно оправдывался: не я приказывал, без моего ведома…
А с чьего тогда? Кто в городе, товарищу Северу вверенном, шалит? Без Ивана Ивановича «эскадрон» притих, не своевольничает. Значит, есть ещё кто-то — с бомбами наготове?
Ясное дело — есть. Эх, не оказалось бумаг при страшном человек! Словно чувствовал Иван Иванович, кол ему осиновый, ничего не захватил! Что там ещё в пакете от Юрия Владимировича? Узнать бы!
— Случилось, Алёша. Хач тот… Артём Суренович… С жинкой развёлся. Женимся мы с ним, после майских подадим заявление. Долго ты ждал, малюня, слишком долго!..
— Ты… С хачем, значит? С Артёмом… Артёмом Суреновичем? Он же тебя принуждал, он тебя насиловал! Как ты могла, Варя?..
Что в тревожном пакете неведомо, но подобного товарищ Север ждал. Чувствовал — не обойдётся без особенной, штучной гадости. Не просто чувствовал — головастики из АГ-3 предупреждали. Типичная схема переворота. Сначала «тихий» террор, истребление всех опасных, потом «громкая» фаза. Там и до бомб дело доходит: посеять панику, ужас навести. Заорёт народ благим матом, о помощи взывая — танки и подоспеют.