Даймон
Шрифт:
Джемина уверена — не сейчас. Не будет сегодня волков! А когда придут («Чужой патруль у моих ворот…») предупреждать не станут.
«Врагу не сдаётся…»
Что такое? Неужто сглазил?
— Алексей Николаевич, вас. Михаил Ханенко, из АГ-2.
Ага!
Прежде чем к уху трубку поднести, Алёша прикинул шансы. Ребята-аналитики уверены, Джемина уверена, сам он тоже. Ошиблись? Угадали?
— Алексей Николаевич, все сделали, установили прослушку. Сейчас совещание идёт, командиры «Опира» и наши, из Десанта. Там ещё Лапчинский, вы его Геббельсом назвали. Десантники сегодня приказ получили — не вмешиваться, что бы не происходило. И другим не давать… Все как вы говорили: делят. Правобережье — их сфера ответственности, Левобережье наша, то есть Десанта. Пока по Крыму сговориться не могут. И по Киеву. Послушать хотите? Они сейчас насчёт Севастополя ругаются…
Поблагодарил Алексей Лебедев товарища Ханенко — не от своего, от товарища Севера имени. Слушать не стал, и так ясность полная. Не будет волков!
…И с тигром угадали — сидит в засаде, в усы ухмыляется!
Хотел трубку Василию-антифашисту вернуть, не успел.
«Принимай нас, Суоми-красавица!..»
Это же его телефон, собственный. Хорст!
— ..Нет, Алексей, я не насчёт этого цирка. Да, сейчас дам отбой, все реально в порядке… Слушай, тут… Плохи дела, только что Женина мама звонила. Женя в больнице, без сознания. Врачи говорят, кома…
Дорожка 9 — «У „Максима“ кровь — водица»
Песня из спектакля «Дни Турбиных».
Исполняет автор — Дмитрий Киммерфельд.
(2`46).
Некачественная запись с магнитофонной ленты. Одна из лучших современных песен о Гражданской войне. «У „Максима“ кровь водица, он лопочет, не уснёт. В белокаменной столице — комиссары с матроснёй…»
Солнце, тучи, снова солнце. Вот и ветер налетел, пробрал нежданным морозом. Апрель на середине, до Пасхи рукой подать (до 26-го — тоже рукой подать), а куртку не снимешь, пожалеешь, что свитер дома забыл. Ветер, за ветром тучи, с ними и дождик, мелкий, противный. Холодный…
Алёша провёл носком туфля по асфальту — черта неровная вышла. Словно граница: здесь, по эту сторону, они с Игорем, живые и здоровые, по другую…
Медицинский городок у края Лесопарка — тот же, знакомый. Только корпус другой. Неотложка, где Хорста штопали, позади осталась, здесь от иного пользуют. Неврологичка: серый бетон, бесконечные ряды окон, этаж на этаже. Потрескавшийся, словно весенний лёд, асфальт, тоже серый.
— Может, пройдём? Попытаемся?
Игорь — неуверенно, робко. Сам на себя не похож парень. Помочь бы, ободрить, только нечем. Можно лишь остаться, не бросить, постоять рядом.
Алёша так и сделал — остался, хотя понимал, что без толку. К Жене-Еве в реанимацию не пустили, разговаривать не стали. Ткнули пальцем в бумажную распечатку: справки с 16.00 до 17.00. Одно ясно — жива. И то слава богу.
Совсем подрастерялись, но повезло — нос к носу с Профессором столкнулись. Прямо в коридоре, возле кабинета с надписью «Дежурный врач». Профессор в белом халате поверх чёрного костюма, ещё кто-то в халате, наверное, доктор. И женщина — Профессоровых лет, в дорогом пальто, в дорогой косметике. Алёша сразу догадался, а Игорь подтвердил: мама Женина. Не похожа, а узнать можно.
…Нос — носик! — один к одному.
Профессор заметил их, кивнул — и дальше по коридору пошёл. С ним белохалатник и мама Женина. Мешать не стали, решили подождать. Хорст-Игорь предложил возле лифта, Алёша же рассудил: на улице лучше. Пусть ветер, пусть дождь, все равно веселее, чем на пропахшем горем этаже.
Там и ждали. Отвлечься бы, поговорить, только о чем? Не о Десанте же, не о Бабе Галамаге! Верно Хорст сказал: цирк. Цирк и есть.
В цирке, правда, тигры случаются…
— Мама её, Жени, позвонила. Чушь какая-то реально выходит. С утра на лекции не пошла, сказала, дома поработает, к компу села. И все! Да, ещё наушники надела. Мать в магазин вышла на полчаса, вернулась, а Женя уже на кровати. Одеяло на полу, а она…
— Компьютер. Что там было?
Хорст Die Fahne Hoch покачал головой, усмехнулся грустно. Об одном подумали. Стёр Профессор все файлы, спрятал диски Монро, но у Жени-Евы все это наверняка имелось.
— Не сообразила она, мама Женина! Пока соседку звала — она врач, пока в «Скорую» звонила… Выключила комп, на автомате, кнопкой «power». А наушники — черт их знает? Женя часто музыку слушала, когда работала. Всякие «Alte Camaraden» и «Bomben auf Engelland».
— А напиток? Которым вы меня поили? Экстракт гинкго двулопастного? Женя заваривала?
Игорь пожал крепкими плечами, поморщился. Не спросил, хоть и следовало. Не до того было.
— Мать растерялась совсем. Женя с детства ничем не болела, ни на что не жаловалась. А тут…
Алексей кивнул, по сторонам поглядел. Хуже нет места, чем больница! Даже кладбище не так страшит. Там ясность полная, все уже случилось. Нет надо ждать самого страшного ждать — каждую минуту, каждый миг.
— Профессор!
Точно — он. Не один, с мамой Жениной. Переглянулись Алёша с Игорем. Подождать?
Ага! Уже расстаются. Она что-то говорит, сердито, резко, Профессор отвечает… Ответил…
Повернулась резко… Профессор поднял руку, словно хотел остановить.
Ушла. Опустилась рука.
Вновь переглянулись Хорст с Алексеем. Вперёд шагнули.
— Сейчас, ребята. Одну минуту!
Ладонь Профессора скользнула в карман пальто. Обратно вынырнула не пустая. Пачка сигарет, красный «Атаман». Зажигалка…
Алёше захотелось глаза протереть.
Да он же не курит! Вот дела!..
Щёлк! Затянулся, жадно выдохнул сизый дым…
— Если коротко… Что с Женей, врачи не представляют. Подозрение на инсульт, сейчас будет обследование… Нарушение мозговой деятельности, а конкретно — поди пойми!..
Вновь затянулся, поглядел в серое небо. Дёрнул уголками узких губ.
— Догадываюсь, о чем хотите спросить. Сразу отвечу: не знаю. Не знаю, пыталась ли Женя ставить какой-то опыт… эксперимент. Диски Монро у неё были, они скопировала и часть моих программ. Но это не опасно, ничего подобного ни с кем не случалось. Хуже другое. Женя пыталась искать в Сети, спрашивала совета на форумах, где выкладывают всякую дичь, иногда очень опасную…