Дайте руку королю
Шрифт:
Хо-о, вон же он! У стенки слева, между дверями палат. Стол из матово-белого металла, с блестящими ножками, на пузатых, похожих на бочечки, резиновых колесиках. Миленький хороший-хороший чудесненький столичек!
Лишь бы не вышел никто! Скорее к нему… Так – клюшку на него. Взяться за его углы, опереться – и шажок… Еще… Подкатил стол под люстру.
Теперь – на него взобраться… Лег на стол грудью, протянул руки, ухватился за край. Подтягивается изо всех сил, вползает на него животом. Зубы от напряжения – цыг-цыг-цыг…
Закинуть на стол правую ногу – она поживее левой. Ннн-н-у!.. «Смело за ще…» – Готово! Неужели взобрался?
Уф-ффф! Передохнуть. Вздохнуть-передохнуть-отдохнуть…
А из любой двери могут выйти…
Скорее на ноги – и к люстре! К миленькой богатенькой-пребогатенькой люстрочке! Денег будут полные карманы. Бери, Сашка! Хватай! Пусть няня Люда купит тебе яблок, груш, персиков, шоколадных конфет. Жри-обжирайся!
Но уж тогда Ийка спокойно зайдет к Скрипу. Присядет на его кровать, они будут разговаривать. И никто-никто-никто его не заставит обзывать Ийку!
Он встал на коленки, уперся в стол ладонями. Так. Теперь поднять правую коленку… Выше-выше! Почти достала до подбородка. Упереться носком в стол… Только бы ботинок не скользнул по гладкому столу!
Высунулся язык. Слюнявый язык. Не хватало высунутого языка… Выпрямляться постепенно, тихонечко… Если стол чуть поедет – полетишь на пол. Дышится еле-еле. Пот затекает в глаза, щиплет.
Лишь бы левая нога не подогнулась! Вот – он уже упирается руками в коленки. До чего трясутся! Еще легонько вверх – и он стоит на столе. Можно взглянуть на люстру.
Он запрокинул голову… А люстра еще так высоко! И тянуться нечего…
М-м-мя-ай-йу-уу! м-м-мя-ай-йу-уу! м-м-ми-ий-йу-уу! Чуть не кинулся на пол. Слезы хлынули. Не достать! Любимую чудесную богатенькую люстрочку, его-его-его люстрочку, полную денег, – не достать…
Сквозь слезы видит… Кого он видит?! О-оо, Сашку-короля. Тот стоит на лестничной площадке, смотрит в открытую дверь. За ним маячит Петух.
– Не п…данулся, а? – с изумлением сказал король. – Зря ждали. А мурло – разбитое! Какой, с-сука, жадный на деньги!
Он на клюшках подскакал к столу. Следом – Петух. Сорвали Скрипа вниз – разбиться об пол не дали. Но он больно ушиб правый локоть, плечо, висок.
Сашка встал на стол. Взяв клюшку за конец, протянул ее рукоятью к люстре. Рукоять уперлась в ее край. Люстра стала отклоняться – накреняясь. Через край посыпались монеты, полетели смятые пятирублевки. Король слегка принял клюшку на себя и толкнул вновь: встряхнул люстру. Деньги сыпанулись гуще. Он продолжал встряхивать люстру, пока в ней почти ничего не осталось.
– Тебя, Скрипач, на гвоздь посадить мало! – король сказал, когда они вернулись в палату. – Хотел все один захапать, курва! Но за идею я тебя прощаю…
Сашка расплющил на его голове катыш пластилина, надавил большим пальцем – с силой повел против волос. Он вскричал от боли.
– Нервенный какой! – повелитель осклабился.
Потом Скрип узнает от Кири и Проши: его выследил Глобус. Заподозрил, почему он так долго не возвращается из уборной? Хотел пойти посмотреть, выглянул в коридор – и усек, как Скрип пробирается на лестничную площадку.
23
На другой день король и Петух снова проникли на четвертый этаж, добрались до столовой. Из холодильника, где держат передачи, украли жареную курицу.
После мертвого часа ее обладатель-мальчишка как раз захотел курятинки… И надулся же! Позвонил по телефону папаше… Обо всем этом поли узнали от няни Люды. Больные начальники стали говорить: персонал не следит за порядком. «Эти голодные» (так они называют тех, кто лежит этажом выше) – «эти голодные приходят, как домой, и воруют!»
А тут в аккурат – надо же! – приспело время разыграть денежки, что подкопились в люстре. Сели за домино. Велели принести лестницу… а в люстре всего две пятирублевки и десять копеек!
Ну, сказали начальники, это работают не «голодные». Калеки добрались бы до денег без лестницы? Она – под замком. А ключи – у персонала. Вот кто воры-то…
– Закипело-заварилось, к-х-хх!.. – няня Люда сипло захихикала, и ее передернуло всю от головы до пяток. – Кого-то вышибут! Под суд отдадут. Не кради у людей.
– А мы – не люди? – сказал Сашка, когда она ушла. – Вот блядская старуха! Сама наши передачи ворует – и ни х…я!
Поли загалдели: «Конечно, Сань! Конечно!..» Они отлично знают, как крадут няньки, санитарки, сестры… Из них никто не покупает хлеб – его «приносят с работы». Таскают сахар, какао, сливочное масло, сметану, яйца. Новое белье подменяют старьем. Повариха разбавляет молоко, компот, срезает лучшую часть мяса. А то, что осталось, по два раза вываривает и бульон забирает себе, и уж только потом вываренные остатки идут на щи больным. Не просто больным – а обездоленным на всю жизнь, заброшенным, замученным детям-калекам.
У одного мальчишки отец работает на плавучем заводе, где перерабатывают выловленную рыбу. Отец прислал посылку в десять кило: икру, разные сорта рыбы. Бах-Бах захапала все. У другого мальчишки молоденькая мать вышла замуж за грузина, уехала к нему в Самтредиа. Мальчишка лежит четвертый год, и каждые два месяца приходят посылки с фруктами. Сестры, няньки жрут абрикосы, мандарины, изюм, грызут орехи, делят лимоны…
Маленьких калек обворовывают деловито, обыденно. Какой там суд?!
Поли возбужденно толкуют об этом, перебивая друг друга.