Дайвинг - Блюз
Шрифт:
сказывали. Я цю ихню баечку наизусть знаю. Слухайте.
Пришли якось издалека люди. Чи марийцы, чи арийцы. Огнепоклонцы були ти перши люди. Хоч и
трудолюбны. Нарыли землянок у степу, шатров походных соорудили, привели конячок да верблюдов, баранов та
коз всяких. Только до моря подходить еще близко боялись — больно страшным оно им казалось после
неподвижных степных просторов. Вроде
Говорил Рачибо, складно выговаривая умные слова. Когда-то услышав, их крепко держала его память.
Казалось, он сам менял облик, преображаясь в того археолога, заморочившего ему голову когда-то своими
застольными, за рюмкой, рассказами.
— Прошло время, и сильные стали поджимать до самой кромки земли, к морю, слабых. А травы — ну вы ж
сами видели — никакие. Скудные и соленые. Да кручи — опасные и обрывистые. В общем, не дюже.
И была у этих кочевников-степняков дивчина прекрасная. Чародейка и жрица, хранительница священного
огня. И звали ее Атлеш, что значило на их древнем языке «огненная». Може, руденька була. Таки и доси в наших
местах девчата. Первая из своего народа испробовала она в эту теплую морскую купель — Чашу. Почувствовала
здесь, в природных разломах, присутствие великого духа. Только, казали те археологи, уровень моря тогда был
набагато меньший, чем сейчас. Так что в той купели воды було, може, трохи бильше, чем мне о… — показал он
рукой под пояс глубину. — Ну вам, девчатам, буде по эти...
— Нет, дед, ты точно озабоченный! — почему-то смутилась Лариска.
— Слухай, то ли будет! Понравилось ей отдыхать в прозрачной воде нашей каменной чаши. Нежилась она как
рыбка золотая, только без чешуи. И дневала в той купели и ночевала. Здесь и подкараулил ее хозяин здешних мест.
Дэв Тархан. Дэвы эти когда были? В совсем стародавние времена. Так и он был тогда великаном, устроил туннели,
гроты и пещеры. Вымастил для себя в рифе купель. Баньку. Это когда молодой был. Може что планировал себе, як
кажуть. Сильные и хитрые были те одароблы. Злые и одинокие. Моя хата с краю. А обвал устроить или шторм
закрутить — на раз. Отаки. Но проиграли ци великаны свою главную битву богам, а може, архангелам. Тела их
низвергли в тартарары, глубоко под землю. Та деяки под видом ветра повернулись. Одна суть бестелесая. Потому,
кажуть, с тех пор существовали они на грани миров. Мощные бестелесые духи-демоны. Повелители ветров, снов и
туманов.
И каково же было удивление того страшного духа-демона, когда увидел он в своей купели Атлеш. Такую юную,
с прекрасным крепким телом. Хотел он сначала поднять огромную волну с моря, через край купели, чтобы
размозжить о камни незваную пришелицу. Но не смог устоять Дэв к красоте девушки. Полюбил ее крепкой и
нелюдской любовью. И ласкал ее, сонную, обволакивая теплым туманом. И проникал дуновением мягкого ветра во
все ее девичьи тайны. Принимал в ее снах прекрасные образы. А она стонала в видениях, представляя себя в
объятиях морехода. Вот так!
Уже собрались кочевники обратно в Великую степь, по Большому пути. А Атлешка осталась, не в силах
бросить свои наваждения.
Надеялся Дэв, что будет Атлеш принадлежать только ему. И никогда ее никто не увидит. Крепко охранял он эти
места. Много раз, увидев мореходов, незваных пришельцев, призывал суровые ветры и разбивал их лодки о камни.
А души их ловил и хранил там же, где и ветры — в шкуряном мешке. Мучались вместе там они, бились о стенки и
просились на волю.
Она же нежилась в чаше, приходя каждый раз на это место, не зная, что Дэв завладел ею. И обладал в ее
полусне, представляясь образами погибших мореходов. Много сил уходило у него на это. И утомленный Дэв
отдыхал в прохладных темных скальных гротах. А Атлеш, напуганная неимоверными снами, собирала обломки
лодок и зажигала очищающий огонь. Молила своих богов прервать это сладостное безумие. И вняли боги молитвам
девушки.
Как-то под вечер Дэв наслаждался сладостным эфиром после любовных утех. Вместе с ним ветер спал и
волна дремала. Пользуясь штилем, зашли в Атлешскую бухту мореходы.
Тогда ще люди только начали осваивать море. Блуждали по нему на хрупких утлых суденцах. Може, лучших
мест для жизни шукали. Или вообще тикали от кого — теперь уж не разберешь. Добрые были моряки — ни бури, ни