#ДДД или 2012 2.0
Шрифт:
Во всяком случае, пока.
Глаза привыкли к полумраку, и теперь я видел высокий темный силуэт. Манера держаться, стойка, мягкая поступь…
— Рэнсон? — выдохнул я в холодный воздух, и тут он атаковал.
Меня спасло лишь бесчисленное количество времени, которое мы проводили в фехтовальном павильоне. Я знал его манеру боя и смог выстоять. Но это был лишь первый натиск.
Бесстрастный, молчаливый, он отступил и застыл, опустив голову. Марионетка, которой перестали управлять.
Вдруг — голова дергается, на меня смотрит мраморно-белое лицо с синими губами. Губы растягивает улыбка, тепла в которой — как в корневище Черной Ели. Стремительный взмах
И снова.
Пока не понимаю, чего же не хватает в атаках Рэнсона. Он всегда был мастером импровизации. За счет этого и побеждал. Даже не за счет техники, у него были огрехи, но он просто не давал их использовать, сплетая стандартные комбинации ударов в немыслимые кружева, делая свои атаки похожими на выступления гимнастов. Сейчас меня атаковал учебник фехтования.
Я шагнул в сторону, отбил рубящий удар сверху и сделал выпад. Ну?!
Да — классическая защита, хрестоматийная связка движений. Сейчас должен быть ответный выпад. Есть!
— Заходите. Заходите, доктор вас ждет, — медсестра смотрит с профессиональным спокойным дружелюбием, от которого сводит скулы.
К счастью, меня не засунули в стационар. Дурдома я бы не вынес. В прошлом мне не раз приходилось бывать там. В качестве посетителя.
Никогда не хочу видеть свою жену, свою Ольку — так. Сидящей за дешевым пластиковым столом в комнате для свиданий. Суетливо и неловко достающей какую-нибудь снедь, которую я буду жадно и стыдливо жрать, давясь и ненавидя ее за то, что она смотрит на мои пальцы, белые, истончившиеся, мелко дрожащие…
Тонкие белые пальцы на черной рукояти меча. Такое знакомое и такое чужое лицо выплывает из темноты. Тьма обволакивает Рэнсона, и она пахнет мокрой холодной хвоей. Хвоя должна пахнуть не так, почему-то думаю я. Она должна пахнуть… теплом, чем-то сладким, душистым, и должен быть еще какой-то запах. Кисловато-свежий, озорной, вызывающий в памяти детский смех и маленькие руки, тянущиеся к золотистому светящемуся шару.
Видение пропадает, лезвие с шипением скользит по лезвию, и я даю Рэнсону прижать меня к стене, мертвые глаза внимательно смотрят, как я пытаюсь отжать его, лезвие все ближе к моей шее, и тут я подло бью коротким ножом в обтянутый клепаной кожей бок. Рэнсон вздрагивает и недовольно ворчит. Я бью снова, ловлю момент дрожи и отталкиваю его от себя. В соседнем зале вздымается и шипит пламя факелов, слышатся чьи-то шаги и от их звука у меня замирает сердце. Я кидаю нож в мертвое лицо, Рэнсон отбивает клинок и в этот момент я делаю прямой, простой, примитивный выпад. Только целю — в лоб. Острие с глухим стуком пробивает кость и я ору. Ору и давлю, давлю, потом пинком сбрасываю извивающуюся тварь и одним ударом сношу голову тому, кто столько лет был моим другом.
— Ты этого хочешь?! — ору я в темноту зала, — Этого? Чтобы я остался один? Так вот он я! Один! И я иду к тебе!
— Почему вы чувствуете себя таким одиноким? Ведь вы говорили, что семейная жизнь у вас складывается удачно?
Как ей объяснить? Как объяснить то, что не понимаешь сам? Как рассказать, что, постепенно, смс пришли на смену звонкам, что шутишь ты уже над ее записями в #fb, а она лайкает твои фото? И даже не ревнует, когда тебя комментируют девушки с симпатичными мордашками на юзерпиках? В какой момент @GameOfThrones стали важнее вечернего разговора о том, как прошел день? А ты перестал писать потому, что бормотание телевизора раздражает не меньше, чем отсутствие обновлений в #fb?
Совсем
Я скорчился на пороге зала, не в силах вдохнуть. Шаги за спиной все ближе. Медленные шаркающие шаги. Тот, за кем я шел по коридору, тот, кто растворился в тенях… Некромант? Он? Его порождение растворилось в тенях замка? Или это как раз оно — пришло за мной, когда я разделался с поднятым из небытия Рэнсоном?
— Что с вами? — врач все так же спокойна и заботлива. Я должен рассказать ей о том, как я перестал дышать. И как начал дышать снова. Никакого волшебства. Я просто сделал вдох. Мир остался все таким же — отделенным от меня тонкой, прозрачной, чуть дрожащей словно стенка мыльного пузыря, пленкой. А я был внутри пузыря, и сквозь него все проходило ослабленным. Звуки, мысли, чувства, и они все истончались и истончались, пока не остались лишь их определения. Ничего не значащие слова, которые я продолжал писать, набирая их на виртуальной клавиатуре @Nokia в надежде, что кто-то по ту сторону поймет их смысл. Смысл, которого не понимал я сам.
Днем в метро было легче. На некоторых перегонах меньше народа, хотя, все равно, они были рядом, и это нервировало. Они были другими. С каждой секундой они становились все более неуловимо другими, и мне было все тяжелее ездить в клинику. Я садился в угол, входил со смартфона в #fb и читал, читал, читал. Большинство реплик раздражало меня все больше, но это было хоть что-то. Это было безопасное, выхолощенное, д о з в о л е н н о е раздражение, которое ничем не грозило той, поселившейся внутри меня, пустоте.
Я ехал, привычно не замечая станций. Тело реагировало само, маршрут стал привычным настолько, что я знал, когда надо встать, не отрываясь от смартфона пройти к дверям, встать, прислонившись плечом к блестящему поручню, сделать шаг вперед и чуть вбок, чтобы не столкнуться с теми, кто входит.
Я словно жил в метро. Все остальное казалось смазанным фоном. Опускаясь под землю, я на какое-то время оказывался предоставлен самому себе. Обязательства, проблемы, стремления и желания оставались на поверхности, надежно отделенные от меня слоями бетона, изоляции, кабелей, фундаментов домов — многотонной массой города, изолирующей меня от того, что не давало мне возможности существовать?
Почему мне раньше не приходило это в голову?
Впервые за много месяцев, я закрыл приложение #fb и запустил на @Nokia «Заметки». Начал набирать новую, пальцы привычно скользили по кнопкам, слегка придавливая нужную. И как люди пользуются этими идиотскими сенсорными гаджетами… были же нормальные, с кнопками, кому они мешали?
«Станция….» — черт, какая станция? Я не расслышал названия, но отрываться от заметки не хотелось. Эта мысль — жизнь в метро, его самостоятельное существование, связанное с остальным миром лишь лучами тонких энергий, прерывающихся, ненадежных, и от того делающих существование более острым, насыщенным, казалась такой ж и в о й, увлекательной, что хотелось записать все как можно подробнее. Я лишь на мгновение оторвался, чтобы взглянуть, что за станция. И не узнал.