Дебютантка
Шрифт:
– А где же сама миссис Уильямс? Она что, невидимка? – удивилась Кейт, прислонившись к столешнице. – Прямо как в сказке «Красавица и чудовище».
– А по-моему, такое обслуживание можно назвать идеальным, разве нет?
– Ммм…
– Ага, как раз то, что нам нужно! – Джек указал на стоящую между двумя высокими бокалами бутылку красного вина. – Кейт, вам налить?
– Спасибо, не надо.
– А может, все-таки соблазнитесь? Вы уверены, что не хотите?
– Совершенно уверена, спасибо.
Джек почему-то невольно вспомнил рассказ Рейчел о том, что отец ее племянницы был алкоголиком. Впрочем, это его в любом случае не касается. Он налил
– Надеюсь, вы не против, если я выпью?
– С какой стати мне быть против?
Джек пожал плечами, стараясь казаться невозмутимым:
– Действительно.
Скрывая смущение, он улыбнулся и отпил добрый глоток вина, словно демонстрируя, что ему абсолютно ничего не известно ни про нее, ни про ее семью.
Кейт нахмурилась, не в силах скрыть раздражение. Эта болтушка Рейчел наверняка все ему рассказала.
– Как здесь жарко! – воскликнула она и посмотрела на окно.
– Вы правы. Давайте-ка поужинаем на свежем воздухе.
– Отличная идея.
Стоило им очутиться в саду, и напряжение сразу само собой рассосалось. Как хорошо сидеть здесь, а не в жаркой кухне с ее старинной печкой. Поставив на подносы тарелки с едой, они снова устроились под каштаном, за тем самым низеньким столиком, где сегодня уже пили чай.
Легкий прохладный ветерок шевелил листву у них над головами. Вот странно, за все время работы ни один из них ни разу не почувствовал неловкости, а теперь…
– Вы всегда были оценщиком? – ковыряясь в тарелке, спросила Кейт, чтобы разрядить атмосферу.
Вопрос прозвучал сухо и, пожалуй, глупо.
Джек поднял голову.
– Нет, – ответил он. – А вы, я слышал, художница?
Кейт никак не ожидала столь быстрой реакции: разговор перешел на нее. Пришлось кивнуть.
– И чем именно вы занимаетесь? – продолжал он расспросы.
– Пишу картины. Делаю репродукции.
Джек вскинул брови:
– Неужели? То есть настоящие картины, как, например, «Мать художника» Джеймса Уистлера? Я видел ее в музее в Париже.
Кейт отщипнула кусочек хлеба:
– Я специализируюсь на французской и русской романтической живописи восемнадцатого века.
– Эпоха Просвещения?
– Да.
Он усмехнулся.
– Что такое? – насторожилась Кейт.
– Нет-нет, ничего. Просто Рейчел не сказала мне, что вы занимаетесь подделкой картин. – Он посмотрел на нее искоса. – А втюхать кому-нибудь уже пробовали?
– Подделка здесь ни при чем, – ответила Кейт, хлебом собирая с тарелки соус. – Просто это не оригинал, вот и все. Но вы правы, копии частенько пытаются, что называется, втюхать вместо оригинала. Однако большинство копий, которые делаю я, покупают скорее для страховки. Оригинал могут украсть, он может сгореть при пожаре… А ведь так обидно лишиться настоящего шедевра, пусть даже совсем небольшого.
– Кажется, я вас обидел? Простите. Не зря мама постоянно твердит, что мне лучше помалкивать в приличном обществе. Вечно я ляпну что-нибудь такое…
– Ну, это она наверняка говорит любя.
Джек рассмеялся:
– Да уж, матери всегда все прощают детям. А вот интересно, – попытался он продолжить разговор, – почему вы выбрали именно этот период?
– Просто запала на него.
– Век Разума?
– Однажды меня попросили сделать trompe l’il [3] . В одной потрясающей квартире с окнами в парк. И тут обнаружилось, что у меня здорово получается. Да и денежки можно заработать неплохие. В конце концов, – она откусила
3
Технический прием в искусстве, целью которого является создание оптической иллюзии того, что изображенный объект находится в трехмерном пространстве, в то время как в действительности он нарисован в двухмерной плоскости.
– Умно. Небось это все Константайн придумал?
Ну бывают же такие сообразительные люди! Кейт нервно поерзала на стуле.
– Не совсем… Но заказ действительно поступил от его клиента.
– Дерек всегда был человеком… как бы это сказать… предприимчивым. – Джек отхлебнул еще вина. – А что ваши собственные работы?
– Это и есть мои работы.
– Ну да, конечно. Просто я имел в виду ваши оригинальные работы.
Кейт снова стало не по себе.
– Я неплохо зарабатываю. И, честно говоря, у меня нет ни малейшего желания умирать от голода в какой-нибудь мансарде.
Джек промолчал. Однако видно было, что разговор его забавляет.
– А так хоть ощущаешь твердую почву под ногами, – добавила Кейт.
– В общем-то, да, согласен. Работа должна давать твердую почву под ногами.
– Так вы всегда были оценщиком? – снова спросила она, на этот раз более уверенно.
Он поднял голову и улыбнулся:
– Нет. Мой отец держал антикварный магазин в Айлингтоне. А я выкинул фортель: после университета целый год учился на аукциониста в «Сотбис», а потом мне пришла в голову блестящая идея стать архитектором. Но вскоре, к несчастью, у отца начались серьезные проблемы со здоровьем. Болезнь Паркинсона. И пришлось мне вести семейный бизнес. – Джек помолчал. – Надо было продать его, конечно, и учиться дальше… проявить твердость, причем сделать это сразу, в тот же год. А я… я увяз…
– Как это?
– Ну, убедил себя, что надо, мол, продолжать дело отца.
– Вы не любите свою работу?
Джек пожал плечами:
– Работа есть работа, сами знаете. Да и к тому же я ощущал твердую почву под ногами, – он сверкнул ослепительной улыбкой, – по крайней мере, в первое время. Через два года бизнес все равно пришлось продать.
– А как чувствует себя ваш отец сейчас?
– По правде говоря, и сам не пойму. То ему совсем плохо, то он вдруг опять почти здоров, как прежде. Мать подумывает о том, чтобы отдать его в дом престарелых. Родители живут в Лестершире, и я вижу их не так часто, как хотелось бы.
– Вы так и не доучились?
Он положил себе еще немного салата.
– Нет. Видите ли, к тому времени я уже успел жениться. На девушке, которая зашла к нам в магазин, чтобы купить зеркало.
– Понятно. Ну и что вы ей продали?
– Ничего, у нас все зеркала были очень дорогие, у бедняжки не хватило денег. Но я угостил ее чаем, и она потом частенько стала заглядывать под тем предлогом, что вдруг, мол, появится что-нибудь подходящее. Я по всему городу разыскивал для нее что-нибудь стоящее. В конце концов даже предложил купить за бесценок довольно красивое надкаминное зеркало в резной раме: начало двадцатого века, эпоха правления Эдуарда Седьмого. С одной стороны, хотел сделать ей приятное, а с другой – так боялся, что на этом все закончится и я ее больше не увижу. – Джек улыбнулся при этом воспоминании.