Децимация
Шрифт:
Шульгин говорил уже не как собеседник, а как руководитель, считающий этот вопрос решенным. Винниченко внимательно слушал и не возражал. Потом подвел итог:
– Я немедленно дам телеграмму на Украинский фронт, чтобы казаков отправляли по домам. Петлюре поручу лично следить за этим.
– Вы с Петлюрой носитесь, как с писаной торбой. Его в России знают больше, чем вас.
– Вы правы. Скажу между нами – он недалекий человек, но верный. Но, за неспособность к руководству украинскими войсками, мы его скоро снимем с поста генерального секретаря по военным делам.
– Верно. На
Их мнения совпали, что было приятно обоим.
– Василий Витальевич, я хотел бы посоветоваться с вами еще по некоторым вопросам.
Шульгин согласно кивнул. Винниченко нашел на столе нужную бумагу и протянул ее собеседнику.
– Вот письмо от промышленников севера. Прочитайте и выскажете свое мнение.
Шульгин стал читать: «Из Москвы в южные города России и Одессы, Киев – Генеральному секретариату. Секретно. Большевики имеют влияние лишь в нескольких городах… выяснено, что, благодаря разрухе, вызванной попытками большевиков захватить власть, наступило полное расстройство продовольственного дела, столицам в ближайшие дни грозит голод (это предложение было подчеркнуто). Центры, снабжающие хлебом столицы, прилегающие губернии отказываются предоставить его впредь до прекращения братоубийственной войны и открытия Учредительного собрания. Просим прекратить поставки продовольствия в столицы. России грозит небывалая разруха и голод…»
Мысленно Шульгин выругался. Это ж народ, дети будут пухнуть от голода и умирать! «Варвары! – подумал он. – Разве можно со своим народом поступать так подло!» Но отказ Центральной рады поставлять хлеб означал ее выход из всероссийского рынка, а следом и выход из состава России. Юг много веков поставлял хлеб в центральные и северные губернии, прекращение поставок означало войну между большевиками и радой. А это – разрушение и кровь, дальнейшие страдания людей. Но одновременно расширялся фронт борьбы с большевиками, конец которых, по его мнению, был близок. Пусть и рада начнет войну с большевиками. «Уберем большевиков, а потом разберемся с ней», – подумал Шульгин. И он осторожно, чтобы собеседник не заподозрил его подлых мыслей, ответил:
– Я думаю, надо поддержать промышленников и прекратить отправку хлеба в Россию. Голод – хороший помощник в войне с врагами.
Винниченко облегченно вздохнул.
– Мы уже месяц просим комиссаров прислать нам деньги. Хозяйственная жизнь замирает из-за их нехватки. Я думаю, закрыть границы с Россией и не давать им хлеба. Никуда большевики не денутся, дадут нам денежные знаки и за прошлый месяц, и наперед. Пусть считаются с нами и чувствуют, что мы тоже сила. А потом дадим продовольствие в столицы.
Шульгин с жалостью в сердце смотрел на этого честного в своих помыслах человека, известного писателя, но наивного политика. «Провозгласили независимость от России, а деньги должна давать Россия. О какой независимости вам еще говорить!» – думал он. Но места для жалости в политике нет, – сплошная подлость, а она безжалостна, и вслух он сказал:
– Это правильное решение. Надо подрывать их со всех сторон. Вы – хлебом, мы – вооруженной силой… и тогда победим.
А сам снова подумал: «Казакам еще с месяц собирать силы. А рада месяц не продержится. Она навязала себя Украине, а не народ ее назначил. Не помогут ей украинизированные полки… и вообще – ничто ей уже не поможет».
– Мы хотим выпустить свои собственные деньги, пока большевики не пришлют государственные.
Шульгин кивнул, но непонятно – то ли с одобрением, то ли с осуждением, и сделал неожиданное заключение:
– Несомненно, деньги должны быть российскими. Свои – как временная мера.
– Завтра начинает работу съезд советов Украины. А наших сторонников прибыло еще мало. Придется перенести его работу на день-два. Ваше мнение – идти на союз с советами или сразу разорвать с ними все отношения?
– Надо с большевиками пожестче. Ваших будет большинство. Поэтому постарайтесь провести свои решения. По всей России собирается белая гвардия, она спасет нас от хаоса.
Не всеми рассуждениями Шульгина был доволен Винниченко, но основная мысли о совместной борьбе с большевиками совпадала с его идеями. Они распрощались почти дружески. Шульгин пообещал поддерживать с радой связь и координировать ее действия с Доном.
Винниченко сел за стол и быстро набросал тезисы выступления на съезде советов. Потом пошел к Грушевскому.
Седовласый, с окладистой, такого же цвета бородой, в круглых очках в тонкой оправе, располневший, с маленькими холеными руками, Грушевский производил впечатление человека, далекого от политики, больше кабинетного мыслителя. И это было действительно так. Он был профессором истории Львовского университета, автором многих исторических произведений. Это снискало ему популярность в ученой и студенческой среде, которой он очень дорожил и делал все, чтобы популярность его не падала. Ученик не менее известного профессора Антоновича, который был знаменит тем, что в кругу близких говорил о необходимости союза с Россией, а в прессе и публичных выступлениях заявлял о вечной дружбе с Австро-Венгрией, в состав которой входила Галиция. Грушевский впитал от своего учителя величайшее чувство лицемерия и двуличия. Его слух ласкали приветствия на различных форумах: «Слава Грушевскому!», «Слава отцу Украины!», скандируемые толпами его почитателей. Он, как и полагается скромному ученому, выброшенному на пенный гребень политической жизни бурными событиями, пытался ласково урезонить возбужденных людей, что еще больше распаляло их, а самому главе рады приносило истинное, до замирания духа в груди, ни с чем несравнимое удовольствие. Грушевский был самым старшим по возрасту в раде. В сентябре торжественно отметили пятьдесят первую годовщину его жизни. Такой возраст – расцвет таланта ученого и политика. Но он выглядел намного старше своих лет. Он всегда носил бороду. К пятидесяти годам она поседела и придала его облику образ мудреца. Грушевский это осознал, и поэтому тщательно следил за своей бородой – мудреца надо распознавать не только по его знаниям, но и по внешности. Во Львове на него снизошла великая мудрость: самый угнетенный народ в мире – украинцы, проживающие в России. И он решил посвятить свою жизнь борьбе за освобождение этих украинцев, а не галичан в составе Австро-Венгрии, среди которых жил.
Конец ознакомительного фрагмента.