Децимация
Шрифт:
Винниченко устало потер ладонью лоб. Вопросов было больше, чем ответов. Единственно, что его удовлетворяло – лично он готов все вопросы разрешить быстро, искренне и честно в интересах именно бедняков. Только народ этого все равно не поймет. Ему всегда всего мало. Обидно. Но что же дальше? Это вопрос теребил его душу, полностью занимал мозг. Что же дальше?..
Тихо вошел секретарь. Винниченко недовольно поднял голову: «Я ж просил не отвлекать!» – хотел сказать он, но секретарь опередил его.
– Пан голова. К вам настойчиво просится на прием Шульгин.
Винниченко молчал. Ему не хотелось принимать своего идейного и политического противника, издателя пророссийской газеты «Киевлянин», которую когда-то издавал по
– Попросите Шульгина.
Вошел Шульгин. Винниченко вышел из-за стола, они пожали друг другу руки, и Винниченко жестом пригласил Шульгина сесть. Они внимательно осмотрели друг друга. Шульгин был на три года старше Винниченко, но ему не исполнилось еще сорока лет, а Винниченко – тридцать шесть. Революцию делали молодые люди. Шульгин отметил про себя усталость на лице главы правительства, растрепанную бородку, чего раньше тот не допускал. Винниченко также отметил для себя усталый вид Шульгина, но его усы, как в старые времена, были лихо закручены стрелками вверх.
– По какому вопросу пожаловали, господин Шульгин? – несколько официально, но в тоже время иронично спросил гостя Винниченко на русском языке.
– По многим. Багато запитань, – на украинском языке ответил Шульгин.
– Так на каком языке будем говорить? – спросил по-русски Винниченко.
– Давайте не будем взаимно вежливыми, и пусть каждый говорит на том языке, который ему ближе.
– Вы ж волынский помещик. Знаете родной язык своих крестьян?
– Феодал, вы хотите сказать, эксплуатирующий украинских крестьян и не говорящий на их языке. Давайте прекратим взаимный обмен колкостями и перейдем к делам. Тем более это важные дела.
Они немного помолчали, и потом разговор велся на русском языке. Шульгин начал:
– Я только что вернулся с Дона. Там Каледин собирает казаков, чтобы разгромить большевиков. Они делегировали меня в Киев.
Винниченко ответил не сразу:
– Прежде, чем перейти к делу, у меня к вам, Василий Витальевич, несколько вопросов. Если можно, расскажите: какое положение сейчас в России? А то информации у нас недостаточно.
Шульгин глубоко вздохнул.
– Ничего хорошего. Советская власть вскоре победит по всей стране. Это объективно. Лозунги большевиков поддерживают в городе и в деревне. Нам предстоит огромная борьба с большевиками. Поэтому надо объединить все силы для решающей схватки, в которой мы должны победить.
– А нам-то что до этого? – произнес Винниченко. – Советская власть признала нашу независимость, поэтому мы не слишком желаем вмешиваться во внутренние дела России.
Шульгин удивленно, даже несколько ошарашено глядел на Винниченко, а потом медленно произнес:
– Когда природа сделала человека разумного, Бог наделил его прекрасными дарами, сделав его ученым или писателем, а дьявол приложил высшее усердие, чтобы совратить человека, и наградил похотями, стремлением к власти и сделал его политиком. Поэтому дьявол получил господство в человеке, а из искусства и мудрости стала вырастать ересь и заблуждение, которые надругались над истиной. Мое мнение, что все политики находятся на службе не у Бога, а у дьявола.
Теперь удивленно, даже обиженно писатель Винниченко посмотрел на Шульгина.
– Вы, господин Шульгин, тоже писатель, и находились на службе у дьявола. Вы – депутат трех государственных дум, и вы своего дьявола – если хотите, кумира – Николая Второго заставили отречься от престола. Один дьявол победил другого.
Для Шульгина участие в отречении царя от престола было самой больной темой. Судьба распорядилась так, что ему, убежденному монархисту, активнейшему стороннику монархического строя в Россия пришлось уговаривать своего кумира отказаться от власти. Единственное, что его утешало в этом акте – не пришлось тратить много сил, и все прошло быстро… но боль за это он ощущал постоянно.
– Владимир Кириллович, – впервые Шульгин обратился к Винниченко по имени и отчеству, – мы в этом, проклятом Богом, семнадцатом году натворили много ошибок. В царской семье не нашлось достойного, чтобы занять столь высокое кресло. Царская семья выродилась, и болезнь наследника это подтверждает. А может быть, не нашлось в этом году такого человека, который взял бы ответственность за судьбу родины. Когда-то был человек, который мог изменить Россию – Петр Аркадьевич Столыпин. Через пятьдесят лет Россия стала бы самой передовой страной, обогнала в экономике Америку, Англию, Германию и прочих вместе взятых. Так в Америке и Европе не понравились российские реформы, решили делового человека и умницу убрать. И чьими руками его убили? Руками социалистов… и где? В Киеве!
– Его убили не социалисты, а сионисты! – недовольно поправил Винниченко. – Об этом писали все газеты, в том числе и ваша – «Киевлянин».
– Какая разница! У большевиков все руководители евреи. Все они социалисты, не понимающие исторического развития. Им немцы помогли с заговором против царя. Вы не знаете, а я жил в Петрограде, и вот ровно год назад стали происходить странные явления. Хлеба и другого продовольствия в столице нет, а составы с продовольствием стоят в тупиках на маленьких станциях. Мясо пропадает на складах, – а потом его в открытых дровнях везут на мыловаренный завод. А голодный рабочий все это видит и возмущается царем. Революцию спровоцировали, вызвали искусственно, это масонский заговор, чтобы ликвидировать монархию и загнать Россию в тупиковую ветвь развития. А еще бы немного – мы были величайшей страной, самой сильной в мире. Все у нас есть – плодородная земля, трудолюбивый и умный народ…
– А какую роль вы определили Украине? – перебил Шульгина Винниченко.
– Обычную, историческую. Украина была бы в составе России и вместе с ней развивалась.
– Я хотел спросить, с украинским народом? – уточнил Винниченко.
Шульгин, видимо, был не готов к ответу на этот вопрос. Он задумчиво произнес:
– Большевики раздули национальные чаяния нерусских народов до абсурдных размеров, чтобы расшатать предыдущий строй. Своим понятием – право на самоопределение – они выпустили джина из бутылки, и загнать его обратно туда же очень сложно, а может, и невозможно. А вообще, после войны все народы жили бы в свое удовольствие.
– Это вы считаете удовольствием, когда народ лишен своей культуры, боится говорить на родном языке? Всем правят великороссы или иностранцы. У него нет никаких политических прав.
– О каком народе вы говорите, кто его унижает? Вы считаете галицийцев украинским народом?
Винниченко в ответ недовольно поморщился. Шульгин как будто читал его мысли.
– А посмотрите на остальную Украину – она заселялась одновременно и русскими и украинцами. По переписям населения три четверти помещиков по национальности являются украинцами. Какие великороссы или иностранцы угнетают украинских крестьян? Свои же национальные помещики. Наши народы всегда жили дружно и каждый говорил на своем языке, не как в Галиции, где действительно запрещали украинскую мову. Вот один ученый рассказывал, что, изучая народный фольклор, он никак не мог понять танцы. Степняки когда пляшут – им места мало, ногами небо ворошат, а в Галиции встанут в кружок и топчутся сапожками на месте. Разные украинцы. А вы держите сторону не всей Украины, а какой-то маленькой части, которая к тому же находится в составе другого государства. В этом ошибка вашей национальной политики. Но это естественно… почти что все деятели Центральной рады – выходцы из Галиции. Вы ж тоже, хотя родились в Новороссии, жили в Галиции и пропитались их духом.