Дед Илья и внук Илья
Шрифт:
Прошли первые послевоенные годы. И вот настал черёд строиться и для Старой Узы.
В Староузский городской Совет прислали из Москвы толстую папку с чертежами и письмо. В чертежах — все улицы, все здания Нового города, который вырастет на месте разрушенного посёлка. А в письме — просьба, чтобы граждане Старой Узы сказали своё слово, — что в плане хорошо, что плохо, что можно сделать лучше.
Разобраться в чертежах поручили деду Илье: он ведь опытный строитель и к тому же — депутат. Староузские жители для того и выбрали его депутатом в свой городской Совет, чтобы он помогал им решать самые важные городские дела.
И вот теперь, каждый день после работы, дед Илья приходит сюда с чертежами, смотрит, где пройдёт улица, где ляжет площадь, где встанет какое здание.
А Илюша? Илюша вместе с ним путешествует по невидимым улицам. И повсюду старается насадить каменных львов, чтобы Новый город стал красивее.
— Я тебя тоже научу так ходить, чтобы не наступать ни на какие дома, — обещает Илюша Таиске. — Идём, мы тебе покажем, где Главная площадь!
Теперь Таиска уже не удивляется, что на площади нет ни красивых домов, ни парка, ни скамеек со спинками. Теперь она знает: всё будет!
Надев на голову лопух, обняв коленки, разомлевшая от жары хозяйка города сидит на жёсткой траве. Она глядит на Илюшу и деда Илью.
— Вот тут! — убеждает деда Илюша и тащит его за руку к краю обрыва. — Пусть тут, ладно, деда?
Дед Илья внимательно разглядывает синий план.
— Это, внучек, будет решать городской Совет, а не мы с тобой.
— Нет, деда, обязательно тут! Отовсюду люди будут смотреть, и всем будет его видно.
— Кого видно? — спросила Таиска.
Дед Илья шагнул на край обрыва:
— Ну-ко, посмотрю…
А Таиска вытянула шею, чтобы увидеть то самое, что видят они.
И они увидали все втроём, как на том, низком берегу вспыхивает солнце на взлетающих топорах. Это в колхозе «Рассвет» плотники, сидя верхом на стропилах, мастерят кровлю над кирпичным коровником — его строил дед Илья. И ещё они увидали: вдали, за хозяйственными постройками, за старыми вётлами, будто расстелены по земле куски неба. Но они все трое знают: там синеют озерки. В воду словно осыпался яблоневый цвет, его густо прибило к берегам. Но это не лепестки белеют, это белые утята плавают. Они там крякают, становятся вверх хвостиками, достают с илистого дна козявок. Там колхозная птицеферма… С реки летят искры света: далеко плывёт невидимая лодка, солнце вспыхивает на мокрых вёслах…
Таиска оглянулась: почему примолкли два Ильи? Что они делают?
А они просто стоят и глядят на дальние поля, на просторы земли, дед Илья и внук Илья…
И к чему бы, право, припомнился вдруг Таиске дубок возле большого дуба у калитки, малолеток, который не спутаешь ни с каким другим побегом? Подрастёт, раскинет в своей земле корни — не оторвать, развернёт в своём небе зелёные плечи — не согнуть!..
Дед Илья вздохнул широкой грудью:
— Хорошо? А?
— Хорошо! — ответила Таиска.
— Хорошо! — сказал Илюша. — Вот и говорю: пусть он будет стоять тут! Ты скажи в горсовете, деда, всем скажи!
— Скажу! — кивнул дед Илья.
— Да кто, кто будет стоять тут? — крикнула Таиска. — Кого всем людям видно? Сами говорят меж собой, а мне хоть бы словечко. А я тоже хозяйка! Может, я буду несогласная!
Дед Илья наклонился к ней, погладил её косички, сказал:
— Тут, Таиска, мы думаем поставить памятник Ленину. Согласна?
— Да, да! — ответила она звонко и вскочила на ноги. — Я согласна, это у нас будет самое главное место в городе!
— Площадь Ильича, — сказал Илюша.
Дед Илья вынул из-за уха карандаш и поставил крестик на синем плане. А Илюша стал крутить на земле пяткой, а потом ковырять камнем и выковырял ямку.
И они пошли домой.
Но не сделали они и пяти шагов, как вдруг Таиска выдернула свою руку из Илюшиной руки.
— Сейчас, — сказала она и побежала обратно.
Зачем?
У деда Ильи была пометка на синем плане. У Илюши — отметина на самой площади. А у неё — ничего. Ну, совсем ничего.
Таиска сорвала тощенькую ромашку и положила её поперёк ямки, выбитой в чёрной заводской земле.
Глава 4. Гвоздь
Больше ребята не стали карабкаться по отвалу.
— В город ведёт дорога, — строго сказал дед Илья.
Каменистая дорога заросла бурьяном. Ходить по ней было дольше, но зато она приводила прямо туда, где из земли торчал осколок стены. Здесь Таиска устроила дом. Кровлей ему служила та самая лестница, которая никуда не вела. На её горячих от солнца ступенях Илюша разложил всякие железки, винты, дощечки, проволочки. Это был первый в Новом городе механический цех. Правда, станков и машин в цеху не было, но звона и стука хватало.
Под лестницей в доме у Таиски было тенисто. А в цеху стояла жара. Только кленок, росший в камнях, ронял прозрачную тень на макушку первого в городе мастера.
Мастер успел сделать много дел. Обстругал ножом дощечки, прорезал в них желобки — в Таискином доме будут висячие полки. Желобки — это чтоб верёвки не соскальзывали.
Верёвки он свил сам из луговой травы, зелёные, крепкие, не косичками, а жгутом. Не раскручиваются. Таиска не переставала удивляться: ведь вот какой самодел!
А сегодня мастер-самодел принёс мятую консервную банку, распрямил ей бока, пробил в донышке дырку и вставил гвоздь. Потом налил воды.
— Нажми, Таиска, на гвоздь снизу ладонью.
Таиска нажала, и в горячие пыльные руки полилась прохладная струя.
— Ой, рукомойник!
На зелёной верёвке Илюша подвесил его у самого входа:
— Умывайся сколько захочешь. А я ещё стол сделаю. Даже круглый могу! — и приволок днище от бочки.
— А ноги из чего будут? — спросила Таиска.