Деды в индиго
Шрифт:
– К «ножкам Буша» наконец-то подобрали турецкие ботинки…
– Компьютерный дефолт – «Windows 98»…
– На «Дэву Матиз» ехала какая-то дева лохматис…
– Пацаны, в городе ресторан открылся – бесплатный хавчик. «Халява» называется.
– Ага, иди, попробуй. Мигом посадят на сумы, теньге или типа того. Похлеще доллара будет.
– Это узбеки открыли. Но в названии «Халва» кто-то вписал букву «я» посередине. Вот тебе и «Халява». А если специально организовали рекламный ход, чтобы народ валом повалил. У нас любят всё нахаляву…
Посидели нормально. Теперь нужно вести подготовку к вечернему «форуму».
Кто мог еще передвигаться (Малярчук с Витьком) собрали пустые бутылки и направились в киоск, чтобы сдать их.
Во двор тем временем въехал навороченный мобиль. «Порше Кайен» в махровом тюнинге.
– Разъездились эти «поршивцы», ни проехать, ни пройти, – зло сплюнул Евсеич.
По кромке тротуара балансировали Витек в обнимку с Малярчуком и пакетом пустых бутылок. Гагулька слегка шатнуло в сторону дороги, и он стукнул крыло «поршивца» своей ношей.
– Че ща будет? – зажмурился Малярчук.
Из автомобиля вывалился мэн.
– Эй вы, алкаши недоделанные, – взревел стриженый затылок, – кто мне заплатит за капремонт?!
– Он, – показал куда-то в небо Малярчук.
– Кто «он»? Всевышний что ли?
– Тогда он, – перевел Малярчук (Всевышний) палец на Витька-Гагулька. И замер по стойке смирно, руки по швам. Знает устав, пенсионер!
– Это ты мое авто, чувыр… Витек – ты?!
– Саня? Водник?! Сколько лет! За одной партой. От гудка до гудка.
– Жив, курилка!!
И они трижды на глазах парализованного Малярчука обнялись по-братски.
– Тару собираешь? Молодец! Это правильно. Не бросай. Верный бизнес. Я вот так же, как ты сейчас. Квасил. Беспробудно. Неделями. Годами. Потом одномоментно сдал бутылки и… скупил «Газпром». С потрохами. Акции его тогда упали. А бутылки всегда в цене, соображаешь? Щас олигаршу по мере… Пойдешь ко мне коммер… нет-нет-нет, извини, финансовым директором?
– Я ж не экономист.
– И не надо.
– Главное, пить очень много приходится, а у меня печень уже не та. Пока доведешь клиента до полного подписания контракта, так назюзишься. Тут надо смотреть в оба, иначе он доведет тебя, тогда – труба.
– Можно подумать?
– Не тороплю, но настаиваю.
– М-м-м…
– Всё еще у тебя впереди! – хлопнул по плечу Витька Водник. – Ты свою цистерну пока не допил. Вон и товарища своего возьмешь (в смысле, Малярчука) – референтом.
– А что? Исполнительный дедок. Службу знает.
Под грибком приходил в себя Шура вместе с Квартетом. Шуре надо было снова возвращаться в университет к четырем часам на одно мероприятьице.
Саша в полусне улыбался, а сквозь зубы цедил:
– Пристрелю всех как собак. Вот и все килла-дела!
Кисельков по этому поводу вспомнил аналогичный эпизод, когда ведущая по телевизору, рассказывая о цунами, забыла выключить улыбку. Не понимала, о чем говорит по микрофону. Вероятно, думала о личном.
О чем это я? А о том, что недавно на факультете, где учится Шура, произошел забавный эпизод.
…Позвонили из ректората:
– У вас план не выполнен по технике безопасности.
Декан весьма сурово предупредил заведующих кафедрами: обеспечить стопроцентную явку. Иначе – «сгною на сельхозработах».
Кисельков, как активист друзей природы, тоже должен почтить присутствием производственное совещание.
Хотелось, конечно, скорее во двор к братве, на волю.
…Аудитория на 75 мест набилась битком: за учебными столами сидели и по трое. Шура не предполагал, что столько народу на факультете обитает. Дополнительно притащили стулья, причем не очень целые. Один так подозрительно шатался – никто даже не рискнул на него сесть. Зато поставили сумочки и портфели (на пол нельзя – денег не будет. Которых и так нет).
Было скучно. Народ, зевая, вожделенно посматривал на часы и в натуре клевал носом. Нудила Вивасов заунывно-трагическим голосом вещал о производственных травмах и мерах по оказанию первой помощи.
От нечего делать его однокурсник, старший преп Валя Столетов, начал корчить ему рожицы. Поначалу Вивасов старался не замечать провокаций. Но потом (интересно же!) любопытство взяло верх, он не выдержал-таки, скользнул взглядом… И всё! В момент рассказа о признаках открытого перелома Вивасов застонал от приступа хохота на весь зал.
Все моментально проснулись и с отвисшими челюстями уставились на доцента. Ненормальный. Шизик! Садист! Кто бы? Кто бы мог подумать?!
Вивасов готов был испепелить провокатора!
Но это не единственный, а всего лишь заключительный эпизод того собрания. А сначала…
Собрание давно уже началось. Вдруг, откуда ни возьмись, появляется доцент Мопова. «С занятий» (ясно, из магазина). Подзадержалась. Стоит бочком у двери. Оглядывает пространство: нет ли свободных мест. О! Есть один симпатичный стульчик в проходе. Правда, на нем покоятся чьи-то вещи. Не вопрос. Вещи можно и убрать.
Воспользовавшись паузой, пригнувшись, как старый партизан, быстренько перебежками до него. И села. Почти.
Бы-быц! – стул распался на четыре части.
Мопова в середине на полу между ножками и спинкой, но на сиденье, словно Михаэль Шумахер на спортивном болиде.
Вместо того, чтобы оставить всё как есть – ей эстетику подавай. Собрала стул и аккуратно поставила между рядов. А на него снова положили сумочки. Будто так и надо. Ой, зря! Не успела стихнуть волна истерического смеха, в аудиторию врывается профорг Зулягина и тут же стремглав ориентируется в обстановке. Мест свободных нет. Но тут, о, чудо, один стул стоит ее, родимую, дожидается. Она пригнувшись с «извините-с», «разрешите», «прошу прощенья» ринулась к нему через весь зал. Весу в ней килограмм сто двадцать и более.