Деды в индиго
Шрифт:
Уже ровно неделя, как Батумыч исчез. После столь длительного отсутствия Малярчука, успокоившись и забыв прежние обиды, ребята задались вопросом, что же с ним горемычным приключилось?
И вот им, вернее, Смолянскому «повезло» – на пороге подъезда появилась Всевина супруга с хозяйственной сумкой.
– Где наш дражайший муженек? – елейным голосом спросил Лева.
– Что? И ваш тоже? – съязвила женщина.
– Это я, стал быть, фигурально, – осклабился Смолянский. – Так где ваш муж?
Жена Малярчука
– Умер. Для вас! И не семафорь тут!
Эта весть так сразила Леву, что он не нашел ничего лучшего, как войти в глухой штопор…
А вдруг неправда? Но ближе к обеду встретил соседа Малярчука, почти непьющего Василия Демьяновича.
– Всю ночь стонал, бедолага, за стенкой, – припомнил тот воскресенье недельной давности. – Не иначе агония наступила. А че? Его жинке ничего не стоит и втихаря схоронить, он у нее уж третий.
От этих слов в душе Левы похолодело. И он аллюром бросился в чипок за горючим. За упокой души – прекрасный повод собраться.
Но нет худа без добра. На следующий день Полина (начальница над Дулепистым в тресте) попросила Вадика за отгул антенну уличную приладить, а заодно и краны в кухне подвинтить.
Дулепистый взял нехитрый инструмент. Сначала, пока светло, стал настраивать антенну. Сел на перекладину ограждения и случайно заглянул в соседнюю лоджию.
Там, в глубине (жена приказала не высовываться) как ни в чем не бывало дымил «воскресший» Малярчук!
Увидев его, Вадик чуть не сыграл с двадцатиметровой высоты на тротуар.
– Ты?!
– Я. Жена отобрала ключи, а с седьмого этажа – не с твоего второго, вниз не сиганешь.
– А мы уж по тебе поминки справили… Вчера. Торжественно. Всей компанией.
При словах о застолье, Малярчука прямо перекосило, всего.
– Вадя, – страстно зашептал он, – давай, вжахнем по маленькой, душа горит – туши свечи!
– Тип-топ. Спущусь к себе, принесу стопарик.
И принес.
– Давай еще!
– Несу.
– А закусь? – обнаглел в корягу Малярчук.
Пришлось тащить ему из своей квартиры сначала маринованные огурцы, потом отпечатывать шпроты, потом еще колбаски нарезать. Но тому всё было мало.
– А начхать на него! Довинчу краны и уйду.
– Вадя, Вадечка, Вадянчик! – взывал к совести Дулепистого пенсионер.
Но тот притаился в глубине квартиры, точнее, на кухне.
Кончилось тем, что Малярчук не вынес тягости ожидания и решил перебраться в квартиру рядом. К Вадику. Встал на табурет. Потом, держась руками за скользкие стены, покрытые мелкой керамической плиткой, осторожно поставил ногу на парапет, а затем попытался ее перекинуть на примыкающую лоджию. Но там точки опоры не было. Ступня провалилась вниз. При этом Всева потерял шлепанец, который спланировал прямо на асфальт.
Малярчук оседлал перила: одна рука и нога с одной стороны, другие – с другой. Шимпанзе, да и только!
Корпус снаружи висит прямо над тротуаром. И обратно-то не вернешься – табуретка опрокинулась и куда-то завалилась, ногой (да при его росте!) не нащупать.
– Сейчас упаду, держите меня!! – благим матом завопил Малярчук, обняв перегородку.
А она скользкая, собака, отделана кафелем.
Вадик услышал нечеловеческий вой и выскочил из кухни. Видя положение дел, он заметался в ужасе: «За руку не вытянешь, тяжел, сомяка, сорвется вниз и с собой утащит. Вместе превратимся в блины с икрой!»
– Подожди, браток! Потерпи чуть-чуть! – зарыдал Дулепистый – всё ж таки жалко старика. – Что же делать? Что? А? А если скотчем? – и Вадик ринулся к ящику с инструментом (скотчем-то он антенну приматывал и краны заодно). Отличная идея!
Дулепистый прилепил к кафелю левую ладонь Батумыча. Слабо! Затем щиколотку левой ноги. Не-на-деж-но!
– Геморрой, – простонал Малярчук, онемевший от сидения сразу на двух перилах. – Подвяжи че-нидь!
Дулепистый на всё тот же скотч пришпандорил сковородку к ягодицам.
– Теперь голова! Голова отваливается!
Надо отметить, что на всей голове Батумыча была только одна достопримечательность: кустистые брови.
– Это у меня усы. Мозговые, – гордо трубил он…
– Твои мозговые усы и влекут тебя вниз. Давай сбреем, – в шутку предложил Вадик.
– Не, то сковородь слишком тяжелая – перевешивает вниз, – испугался за свое сокровище Малярчук.
Дулепистый и голову закрепил за шею скотчем к кафелю, да так, что нос приплюснуло к торцу перегородки.
Только Вадик сел передохнуть, как на голову Всеве приземлилась оса, а ос тот панически боялся с детства.
– Лучше застрели меня сразу! За что мне такие муки?! – запричитал Малярчук.
– А не надо было шпроты есть, садюга!
Пока оса делала прицельные виражи над парализованным от страха Малярчуком, Вадик обвязал его бельевой веревкой в несколько витков. И дернул так, что тот кубарем перекатился на лоджию соседки, потеряв при этом и второй шлепанец. Пижаму пришлось после простирнуть капитально. С тех пор, видать, у него и энурез.
Дальше всё развивалось следующим образом: ребята спустились к Ваде домой и засели за воскрешение…
Зашла жена с подругой домой – Малярчука нет.
Она на балкон. Смотрит: на тротуаре тапочки мужа! Она в рев. С ней приступ. Вызвали «Скорую». Откачали. Обзвонили всё что можно и нельзя – нигде нет. Ночью слышит в дверь: «тыр-тыр». Перепугалась: рэкетиры?
Нет – Малярчук в мокрой застиранной пижаме в дупель.
– Всё. Теперь ты под домашним арестом пожизненно!
Вдобавок законопатила дверь на лоджию. Одна форточка на кухне – но через нее с комплекцией Батумыча – ну никак не просочишься!